Дневник романтической дурочки
Шрифт:
Вернувшись к себе, я стала собирать вещи, даже не задумываясь о том, что мы уезжаем только через пять дней. Внутренне я уже пересекла границу дачной жизни и устремилась к новым целям. Собственно цель была одна, но очень призрачная. Как добиться Митиного расположения… Как не потерять этих людей, которые так меня очаровали… Сейчас самое неподходящее время для выстраивания будущих взаимоотношений. Я очень надеялась, что меня позовут снова, но не была в этом убеждена. Мои раздумья прервал приход Ольги.
— Я, между прочим, стою здесь уже
— Ой, я задумалась, прости, проходи.
— Я вижу, что ты замечталась. Прекрати свои бесплодные попытки, Лера. Я Митю знаю с детства, ему никто не нужен.
— «Никто» — может быть, но…
— Ты хочешь сказать, что воздыхание влюбленной малолетки перевернет его отношение к жизни? Это смешно.
— Кому смешно? Мне — нет. Давай сменим тему. Ты зачем пришла?
— Вообще, я хотела тебе рассказать о тех предположениях, которые строятся в моем доме по поводу убийства Иллариона Валентиновича. Я слышала, как мама сказала, что Ларика вполне могли убрать.
Я насторожилась.
— Что ты имеешь в виду?
— У него была очень специфическая работа, он мог кому-нибудь помешать. Его боялись. Он знал много тайн.
— Каких тайн?
— Государственных. И поэтому следствие скоро будет прекращено. Никто не разрешит им копать.
— Я уверена, что Руфа добьется справедливости и не даст закрыть дело.
— Кто ее будет слушать?
— Никто, — раздался голос за окном, — ты, Оля, права.
Мы резко обернулись и увидели Данилу, опирающегося локтями о подоконник в попытке влезть в комнату.
— А вам, девушки, советую свои соображения оставить при себе.
Я впервые была очень рада видеть Данилу.
— Что ты тут делаешь?
— Я пришел за тобой. Руфа просит тебя прийти помочь ей.
— Конечно, я сейчас!
От возбуждения я зачем-то попыталась вылезти в окно, но Олькино твердое «Ты куда?» остановило мои неловкие попытки.
— Я жду тебя у калитки, — сказал Данила. — Оль, ты с нами? Эва уже там.
— Да, я с удовольствием.
Чтобы нас не задержали, мы «огородами» выбрались с участка и втроем отправились на ту сторону.
— Данила, а у тебя есть какие-то версии убийства? — светски поинтересовалась Оля.
— Я не люблю произносить слова, в смысле которых не уверен, — жестко отреагировал молодой человек.
«Вот зануда, — подумала я, — по-человечески не умеет разговаривать».
— Что же, ты совсем об этом не думаешь? — удивилась я.
— Я думаю о Руфе. Ей сейчас хуже всех. И очень на вас надеюсь, девочки, поддержите ее и отвлеките.
— Хорошо, — быстро согласились мы.
Прямолинейное молодое восприятие жизни не давало возможности проникать в тонкие перипетии чувств взрослых. От недомолвок Данилы всегда оставалось какое-то недоуменное раздражение. Углубляться в скрытый смысл его слов не хотелось, и дальше мы шли молча.
На актерской территории было тихо и печально. Все скрылись в своих убежищах. Ни единого звука не доносилось из-за высоких заборов. Я впервые присутствовала на столь горестном событии. Скорбные лица, медленно скользящие фигуры и ничего не значащие редкие междометия — вот какая картинка предстала предо мной, когда я вошла в дом.
Не очень понимая, что делать в такой ситуации, я вопросительно посмотрела на Данилу.
— Иди наверх, Руфа там, — скомандовал он.
Я на цыпочках поднялась на второй этаж. Руфа сидела за туалетным столиком и напевала веселые опереточные куплетики. Она не переставала меня удивлять своим поведением.
— Посиди со мной, — сказала она и стала очень медленно и тщательно накладывать грим, потом причесывать волосы. Стояла оглушительная тишина, и только одинокий металлический звук расчески рассекал ее. Я зачарованно наблюдала за дрожащими руками старой дамы.
Сделав последние штрихи, Руфина внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале:
— Ну вот я и стала старой.
— Почему вы так решили?
Я была крайне удивлена ее выводом. Мне казалось, что моя знакомая уже давно не молода, и это открытие меня лично совершенно не поразило.
— Потому что женщина молода до тех пор, пока есть хоть один мужчина, который помнит ее молодой.
— Понятно, — кивнула я.
Вряд ли философские рассуждения Руфины могли тогда затронуть мой молодой незрелый ум. Мне просто очень нравилось созерцать все эти странные превращения.
— Надо идти, это мой последний выход. Хочется произвести должное впечатление. Как ты считаешь, у меня получится?
— Конечно. А почему последний?
— Вырастешь — поймешь. Там много народу?
— Когда я поднималась, было немного, но, судя по шуму, сейчас уже все собрались.
— Ну пошли.
Руфа еще раз очень внимательно осмотрела себя, поцеловала медальон и с правой нога, высоко подняв голову, ступила за дверь.
На веранде, тесно прижавшись друг к другу, стояли соседи. Как только хозяйка появилась на верхней ступеньке лестницы, все смолкли и грустно воззрились на нее.
— Зачем они делают лица, они же совершенно ничего не чувствуют, — занервничала Руфа.
— Зря вы так, — шепнула я, — они к вам уважительно относятся.
— Еще бы! — продолжала ворчать актриса. — Если бы не я, их бы давно всех выселили отсюда. Я тебе когда-нибудь расскажу.
Выдержав паузу, мы наконец спустились с лестницы. Руфа попала в свою стихию, а я влилась в толпу.
Только позже, гораздо позже, я поняла, что несмотря на скорбное событие, для Примадонны главное — быть в центре внимания. Тогда так и произошло.
Впервые мне захотелось поскорее уйти из этого дома, и я стала думать, как бы сделать это потактичнее.