Дневник романтической дурочки

Шапиро Любовь

— И Володин. Данила.

Руфа замолчала и держала паузу довольно долго.

— Думаю, Лера, я сама во всем виновата. Считала, что если родители — сильные люди, то и их сын способен преодолеть превратности судьбы. Но ошиблась. Не стану описывать все наши злоключения, скажу только, что Володина пассия угорела. Уж не знаю, как и что. Она вроде бы отравилась газом. Включила плиту, и все.

— Зачем?

— Ревновала и решила всех наказать. Очень экзальтированная и безответственная была женщина, эта Тамара.

— Кого же она ревновала?

— Полагаю, того, с кем тогда жила.

Я ничего не могла понять. Это, видимо, отразилось на моем лице.

Руфа попыталась объяснить:

— Тома

завела себе хахаля. Он с ней погулял и бросил. Она же решила, что жить без него не может. Ну и свела счеты с жизнью и со всеми нами. Я-то, честно, считала, что это благо. Но Володя совсем сник. Данечка перешел на полное мое обеспечение. Но сына тоже надо было куда-то пристраивать. Благодаря старым связям устроила его концертмейстером в Большой. Там он и познакомился с нашим эльфом Нюрой, то есть Анной Николаевной. Родился Митя, из которого наша малоудачливая балерина решила сделать звезду, еще не отняв от груди. Отношения с Данилой у нее не сложились. Собственно, никто из них и не пытался сблизиться. Володя не в счет. Он так и остался в той жизни, когда был жив отец. По-моему, он его до сих пор ждет.

— Как же можно ждать? Он же умер во время ареста.

— Видишь ли, нас не было в Москве, когда Анатолия пришли забирать. Информацию мы получили из компетентных органов. А потом к нам в нашу добровольную ссылку приехал его друг Валентин и рассказал удивительную и пугающую историю. Он был военным инженером, приехал в Москву в краткосрочный отпуск и пошел в Большой театр. Постановка его не очень увлекла, и он вертел головой, разглядывая красоты зала. Его взгляд остановился на царской ложе. За шторкой он увидел человека, удивительно похожего на моего покойного мужа, только совершенно седого. Этот мистический рассказ произвел на Вову неизгладимое впечатление. Возможно, и на мне это тоже отразилось. Сын мой не унаследовал от отца ни единого качества, а вот Даня очень похож на деда. Я так боялась повторения Володиного характера, что всеми силами попыталась воспитать свободного, творческого и сильного шляхтича, каким был мой муж. И вот результат.

— Вы же сказали, что сейчас можно снова попытаться вытащить его.

— Я по-прежнему не понимаю его поведения. Конечно, это прекрасно, когда человек надеется только на себя. Но что сделаешь, сидя за решеткой? Может, Даня что-то скрывает? И это настолько страшная тайна, что даже мне он не хочет ее говорить.

— Руфочка, а вдруг теперь Митя сможет что-то прояснить, попробуйте его снова расспросить.

Вдруг из кухни вылетела Маша:

— Да они совсем и не дружили! Что Митька может знать? И время прошло, и его нет в стране. Что без толку молоть. Руфина Константиновна, мне нужно срочно на два дня отлучиться. Сестра заболела.

Обескураженная таким резвым и агрессивным поведением молочницы, Руфа удивленно спросила, откуда внезапно появилась сестра.

— У меня дальняя сестра есть, что об этом говорить было. А сейчас она совсем старая и больная. Надо пособить.

— Ну хорошо.

Маша торопливо схватила сумку, которую явно заготовила заранее и, не простясь, вылетела за дверь.

— Не понимаю, что с ней. Дерганая, в глаза не смотрит и что-то все время шепчет. Как будто молится. Мне в последнее время стало казаться, что меня окружают тайны, о которых знают все, кроме меня. Митя пишет странные письма. Никогда не упоминает имени брата, не спрашивает о нем. Как вычеркнул. А теперь Анна требует, чтобы мы все вели нормальную жизнь и забыли об этой истории. Как будто это возможно. И главное, не разрешает Владимиру обращаться с прошением о пересмотре дела.

Я молчала, так как мне казалось, что Руфина Константиновна, скорее всего, просто вслух разговаривает сама с собой, эта история ее явно надломила и ей мерещатся разные ужасы, которых в действительности нет. Я досидела до конца ее монолога и встала.

Тот вечер мне показался маловажным. Как легко было отмахнуться от страхов старой женщины, решив, что это всего лишь игра воображения бывшей опереточной артистки. Сейчас передо мной встают почти те самые вопросы, которые задавала себе Руфина. Последнее время меня тоже преследуют мистические кошмары, которые в действительности оказываются еще страшнее, чем в любом триллере. Вот именно этот крутой боевик я сейчас и переживаю. Хорошо, если увижу финал…

Пока никто не мешает, можно вернуться опять назад.

Я быстро попрощалась, сказала, что мне надо бежать к преподавательнице, и пообещала обязательно позвонить, уверенная, что вскоре навещу Руфу. Но увиделись мы с ней только через полгода при весьма странных обстоятельствах.

Не стоит описывать мои шестимесячные мытарства. Я лишилась поддержки и опеки Саши и уже сама узнавала, что необходимо читать, смотреть, чтобы пройти собеседование и написать рецензию. Не успела оглянуться, как прошли выпускные экзамены и начались вступительные. Чтобы не волновать маму, я подала документы в иняз. Без хлопот пролетев английский, литературу, я завалила сочинение. Маминому отчаянию не было границ. Да и я растерялась, потому что рассчитывала, благополучно сдав эти экзамены, попробовать поступать в театральный. Там они были позже на месяц. Теперь же, если я раскрою свою тайну, мама решит, что я специально провалилась. Помог случай. Мама работала редактором в институте, который занимался исследованием различных видов искусств. Сослуживцы, весьма видные ученые в самых разнообразных жанрах культуры, видя ее полное отчаяние, предложили по быстрому подготовить меня в театральный. Счастью мамочки не было предела. Я одолела программу первого курса за месяц, так как все же начинала не с нуля, и успешно поступила. Когда я напряженно просматривала списки поступивших, за моей спиной раздался голос:

— Я нашел. Вот ты, Лера.

— Где, где?

— Да вот же, пятнадцатый номер.

— Ой, спасибо.

Я обернулась.

— Поздравляю тебя. Ты все-таки осуществила свою мечту.

— Здравствуйте, — испуганно-удивленно произнесла я, узнав улыбающегося мужчину. Имени я не вспомнила. Видимо, растерянность отразилась на моем покрасневшем лице.

— Андрей Сергеевич, напоминаю. Не морщи лоб и не мучайся. Пойдем, я провожу.

— Почему я должна с вами идти? Я вас почти не знаю. И что вы здесь делаете?

— У меня поступает знакомый ребенок. Так прогуляемся?

Его внимательный, ласково-колкий взгляд не давал права выбора. Отказать я не решилась. Он продолжал улыбаться и сказал, что мне следовало бы следить за своим лицом повнимательнее, особенно за выражением глаз, они выдают все мои эмоции. Появление Андрея Сергеевича было не случайно и никак не связано с мифическим «знакомым» ребенком. Я понимала это.

— А на какой факультет поступал ваш подопечный?

— Ты мне лучше расскажи о себе, — ушел от вопроса мой спутник. — Мы не виделись сто лет.

— Вы же сами видите — поступила, а предыдущие полгода готовилась. Вот и все мои новости.

— Бываешь у Руфины Константиновны?

— Нет. Не было времени. А вы?

— Я как-то звонил, мне показалось, что она плохо себя чувствует. Наверное, и тебе, и мне следовало бы ее проведать.

Разговор был ни о чем и постепенно угас. Я почему-то боялась Андрея Сергеевича и не хотела продолжать беседу, надеясь, что он поймет и попрощается. Я стремилась домой порадовать маму.

Я прибавила шагу.