Дневник романтической дурочки
Шрифт:
— Послушай, мисс Марпл, не лезла бы ты в это дело!
— Вежливо. Ну если у тебя все в порядке, я поеду. Свою миссию я выполнила.
Я уже жалела, что приехала. Да и выхода с цыганочкой не получилось. Как всегда, в присутствии Мити все умные и остроумные слова куда-то исчезли. Я очень злилась на себя.
— Ты очень похорошела, — смилостивился Митя. — У тебя, оказывается, вкус есть. Очень мило выглядишь.
— А ты нет. Что с тобой? Тебе плохо?
— А Руфа не успела поделиться с тобой, рассказать о белой вороне в семье Шабельских? Это я. Теперь я изгой.
— Почему?
— Я неудачник, Лерка. Теплая Италия меня не приняла. Но, между прочим, Магомаев тоже в свое время вылетел со стажировки из Милана и ничего. Бабушка считает, что я не спел свой «Бухенвальдский набат» и прощения мне нет.
— А прекрасная синьора тоже не поняла твою тонкую художественную натуру?
— Ты знаешь, что такое солнечное затмение? Вот у меня тоже оно произошло, затмение. Художественную натуру занесло и вот вынесло сюда без денег и связей и, как я теперь понимаю, без семьи.
— Хватит, — остановила я его. — Поехали к Руфе. Тебе плохо, ей плохо.
— А тебе тоже плохо? Или ты, как всегда, в минуты невзгод на посту? Что ты хочешь, малышка?
— Откуда в тебе это, Митя? Ты добрый. Зачем хамишь и обижаешь меня? Я не виновата в твоих неприятностях.
Митя посмотрел на меня долгам взглядом, подошел и поцеловал.
— Спасибо тебе, ты чудная.
Я не поняла, на каком слоге он сделал ударение. Да и не важно. Главное — он меня «увидел». Но я решила сделать вид, что ничего не произошло.
— Что ты делаешь у Ларика в доме?
— Ты же сама видишь, что на нашей даче находиться невозможно. Я считаю, что Руфе не стоит докладывать о разрушениях. Ей хватает проблем.
— Она все равно узнает. Митя, что там у тебя? — спросила я, заметив что он, отведя руку за спину, тихонечко сбросил на пол какой-то предмет.
— Я… Какое твое дело? Думаю, что тебе лучше уехать.
— А я думаю, что ты врешь. Ты что-то знаешь и про погром на даче, и что за мной следят. Может, ты здесь прячешься от кого-то?
— Кто-то, что-то. Сама не знаешь, чего хочешь. Уезжай.
— Нет. Я обещала Руфе тебя привезти, ты сейчас соберешься и поедешь со мной.
— А если я не соглашусь, ты меня свяжешь? — засмеялся младший Шабельский.
— Я кричать начну. Прибегут люди, и тебе придется смываться все равно.
Я обалдела от своей смелости, но я так боялась, что ему грозит серьезная опасность, что все остальное не имело значения.
Мы молча дошли до станции. Мне не просто далось это молчание. Все время хотелось сказать: «А помнишь?» Но замкнутое выражение лица моего спутника убивало это желание.
Что тогда происходило, понятно стало только сейчас. Аура беды окружила со всех сторон. Я это чувствовала, но, к сожалению, не сделала никаких выводов. Меня несло на всех парусах, если не навстречу, то уж точно вдогонку моей любви. Мне тогда казалось, что у меня появился реальный шанс и Митя поймет — лучше, вернее, надежней меня нет. Кстати, он действительно сделал определенные выводы, правда, не совсем те, на которые я деялась. Но я считала, что так все равно лучше, я же могу быть рядом с ним. Наивная. И вот результат. Вместо сладкого, пьянящего запаха любимого человека, кислый запах гнилых листьев и полное одиночество. Но может, еще не все потеряно…
В очередной раз прислушавшись и, слава богу, не услышав ничего тревожного, я успокоилась и поплыла на волнах своей памяти.
Нам открыла Маша и несколько опешила. Видимо, не ждала нас вместе.
— Нашелся. Ну теперь все будет в порядке, — пробурчала бывшая молочница.
— Милый, ласковый прием, — с иронией сказал Митя. — Недаром я не хотел возвращаться.
— Чтобы вернуться, надо было уйти. А тебя выгнали, — ледяным тоном охладила пыл младшего внука бабушка.
— Везет Даньке. Он человека убил, и ему все прощают. А я итальянцам не понравился, и меня сейчас казнят.
— Ты мне не нравишься.
Родственники метали друг в друга такие взгляды, что, если бы не встряла Маша со своим чаем, начали бы метать предметы.
— Лера, на даче все в порядке? — спросила Руфина Константиновна.
«Вот чутье», — удивилась я.
— Нет, там все разбросано и перевернуто…
— Понятно, — кивнула Руфа. — Я так и думала. Митя, ты что-нибудь понимаешь? Что происходит? Что они ищут?
Я опять почувствовала себя лишней, ничего не понимающей.
— Может, позже поговорим? Мне надо привести себя в порядок! — капризно воскликнул внук.
— У меня от Леры секретов нет. Ей тоже угрожает опасность. Так что твой туалет подождет.
— Я когда прилетел, то… около дома ко мне подошел мужчина и спросил, где марки Иллариона Валентиновича.
— Что? Боже! Прошло столько лет. Почему вдруг возник этот вопрос?
— Думаю, там были очень редкие экземпляры. С годами их цена увеличилась. Одна появилась внезапно среди филателистов, и кто-то решил, что где-то хранятся остальные. Мы идеальные кандидатуры для подозрений в том, что знаем, где они.
— Ты сам дошел до этих выводов или тебе объяснили?
— И то и другое. Руфочка, ты меня прости, — вдруг «сдулся» Митя, — помоги мне. Мамины истерики и папин печальный взгляд — вот и вся поддержка.
— Митя, певец, актер не может срывать выступлений. И пить не может. Ты не продержишься и недели.
— Сорваться может каждый. Я же потерял все контакты за два года…
— Я уже кое-кому позвонила. Но это последний раз. Иди, мойся.
— Бабуль, а письма от Дани есть?
— Я уж думала, что ты никогда не спросишь. Он и тебе пишет.