Дневник Великого поста
Шрифт:
Прежде чем приехать к нам в храм, она позвонила мне и попросила разрешения. А еще до звонка меня отыскал ее родственник и сказал, что его сестра хочет со мной поговорить. Мол, у нее очень большая проблема, она в отчаянии и не знает, что делать, а тревожить незнакомого человека, тем более священника, ей неудобно. Я ответил, что пускай приезжает и ни о чем не беспокоится, я постараюсь сделать все, что в моих силах. Только после этого она решилась позвонить.
– Батюшка… – Голос ровный и без эмоций. Такое впечатление, что со мной разговаривает робот с женским голосом. – Венчик, мы похоронили его без венчика. Я пришла в церковь и прошу, дайте мне венчик, а мне не дают. Как же он там будет без венчика? Можно я к вам приеду? Вы дадите мне венчик?
– Приезжайте, я дам вам венчик.
Зима. Вечер
– Батюшка, это я вам звонила.
Среднего для женщины роста, волосы собраны сзади в хвостик и перехвачены резинкой. Сосредоточена. На ней темная зимняя куртка. Черный свитер, черного цвета джинсы и такого же цвета сапоги. Но черная одежда не всегда признак скорби. Сразу видно, если человек носит траур. Скорее это ее обычная одежда.
– Батюшка, это я вам звонила. У меня умер муж. На прошлой неделе схоронили. А венчик не положили. Теперь вот переживаю.
– Почему положили? Если отпевали, значит, должны были положить.
Слушая меня, она смотрела немного в сторону, а разговаривая, старалась не встречаться со мною взглядом.
– Его не отпевали, он самоубийца.
– Ах, вот как…
– Да. Разбил телевизор, видеомагнитофон и ушел. Утром его нашли в гараже уже холодным.
– Пьяный был?
– Наверное. А может, и нет. Последнее время он вообще ходил сам не свой. Я же его давно знаю. Мы с ним еще со школы дружили. Он красивый был, высокий такой. Мой Ванечка. Мне все девчонки завидовали. Говорили: «Нет, ты ему не пара, он парень видный, а ты обыкновенная». Всегда боялась, что отобьют. А он верный, одну меня любил. Я его из армии ждала. Школу закончили, его и призвали. Потом война в Чечне. Как я переживала! В церковь бегала свечки ставить. Подойду к иконе и прошу: «Пожалуйста, сохрани моего Ванечку. Пусть вернется, каким угодно, пускай даже без руки или ноги, но только чтобы вернулся». Он вернулся. Руки-ноги целы, а внутри словно что-то убили. Первое время ходил и все молчал. Раньше-то он любил посмеяться, пошутить, а тут молчит и молчит. Еще и выпивать начал. Мне не нравилось, что он пил, и родителям его тоже не нравилось. Мать мне его и говорит: хватит мужику дурью маяться. Бери его, девка, в оборот да тащи в ЗАГС. Сыграли свадьбу. Он на работу вышел, а я сразу понесла и в ожидании родов сидела дома. Родилась девочка. Я даже не думала, что мой Ванечка будет таким отцом. Он еще до того, как дитя родилось, вокруг меня как вокруг елки ходил да пылинки сдувал. Ничего делать не позволял, а как малышка появилась, все, она только его руки и знала. А выпивать все равно выпивал, не так, как сразу после армии, но прикладывался, иногда изрядно. Начну ему выговаривать, а он: «Мне так легче. Трезвым закрою глаза, и снова война, как будто наяву».
Жалела я его, а чтобы он на сторону пить не ходил, составляла мужу компанию. Сперва редко, потом все чаще. Втянулись и стали выпивать вместе. Отсюда и ссоры и все такое прочее. Дело дошло чуть не до развода. Однажды Ванечка посадил меня за стол, сел напротив и говорит: «Так дальше жить нельзя. Если мы будем с тобой на пару пить, то семья наша развалится. А я вас с дочкой люблю и терять не хочу. Короче, пить у нас в семье будет кто-то один. И это буду я, и то самую малость, а тебе – все, с этого дня ни грамма!»
С этого дня мы снова стали жить по-человечески. И родилась у нас вторая девочка. Семья увеличивается, нужно расширяться. Взяли ипотеку, купили квартиру. Тут и мужу предложили место с хорошей зарплатой, только от дома далековато. Он согласился и уезжал от нас на целую неделю, а то и на две. Приедет, пару дней дома побудет – и опять на работу. Год так отработал, второй, третий, а потом затосковал. «Не могу, – говорит, – так больше. Не могу без тебя и без наших девчонок. Мне кажется, что у меня душа от тоски уже черная, как бы беды я какой не натворил».
Что делать? «Тогда, – говорю ему, – возвращайся домой. Будем как все, маленькую в садик отдадим, я на работу выйду, благо прежнее место за мной еще сохраняется. Все так живут, и мы с тобой жить будем». Он вернулся, стал работу искать, а оказывается, что нигде не нужен. В одно место сунулся, в другое. Не нужен. У мужика руки золотые, начал
Как Ванечку схоронили, я во сне его видела. Будто пришел он, хороший мой. Сели мы с ним за стол, как обычно, смотрим друг на дружку и молчим. Я ему: «Ванечка, родной, что же ты наделал?! Как нам жить-то теперь без тебя?» А он обхватил голову руками да как заплачет.
Батюшка, мне венчик у нас в церкви не дали. Я просила, а мне не дали. Ванечку без венчика схоронили. Может, вы дадите, а? Я его в могилку прикопаю, чтобы он там не плакал.
Из церкви она ушла раньше меня. Пока я переодевался и сдавал храм на охрану, она успела вызвать такси. Подъехала машина и осветила ее фарами. Точно сейчас вижу ее стоящей на холодном ветру и прижимающей к груди как самую большую драгоценность маленький полиэтиленовый пакетик со свернутым в трубочку венчиком. Думаю, такси от нас ей обойдется рублей в триста, не меньше. А какие у нее сейчас после похорон деньги. Надо заплатить таксисту – и прибавил шагу. Она не видела, как я подходил, запрыгнула в автомобиль и хлопнула дверью. Такси отъехало. Я остановился и долго еще провожал взглядом уплывающие в ночь огоньки.
Вторник
Отец
Недавно на проповеди я рассказывал о Ларисе Лужиной. Это та самая актриса, что снималась вместе с легендарным Владимиром Высоцким в фильме «Вертикаль». И сама превратилась в легенду. В моем детстве песню, которую Владимир Семенович посвятил Лужиной, знали и распевали повсюду. «Куда мне до нее? Она была в Париже, и я вчера узнал – не только в нем одном». По нашим тогдашним советским меркам, Лариса Лужина была очень успешна. Она действительно еще в шестидесятых годах побывала во Франции, Польше, Иране, Швеции, Чехословакии. Долгое время жила и снималась в Германии. Мы знаем ее и сейчас как одну из наших самых любимых актрис старшего поколения. Казалось бы, вездесущая Википедия знает об этом человеке все, но в мае прошлого года, когда страна праздновала юбилей Великой Победы, мы услышали еще одну историю. Ее рассказ об отце.
Когда началась война, маленькая Лариса вместе с родителями, бабушкой и старшей сестрой жили в Ленинграде. Все вместе они оказались в блокаде. От голода и бомбежек погибли ее шестилетняя сестра и любимая бабушка. В это время отца, который служил на флоте, тяжело ранило. Вместо того чтобы лечить раненого в военном госпитале, его доставили домой. Целый месяц он лежал в постели, а потом умер. Когда после смерти стали убирать его кровать, то под подушкой нашли кусочки хлеба. Их было ровно столько, сколько дней проболел ее отец. Понимая, что тяжелораненому, без должного питания и лекарств ему все равно не подняться, отец не стал «переводить» хлеб на себя, а сохранил его для маленькой дочки.
– Благодаря этому хлебу я не умерла от голода. Потом нас с мамой вывезли из блокадного Ленинграда по льду Ладожского озера. Так мы с ней выжили. Я была слишком маленькой, чтобы запомнить отца, но я безмерно благодарна ему, дважды подарившему мне жизнь.
После службы, уже в трапезной сидящая рядом со мной тетя Рая сперва молчала, а потом говорит:
– Я ведь тоже отца не помню. Мы с Лужиной почитай одногодки. Отца в сорок первом забрали в армию, а мама осталась одна с пятью детьми. Однажды, это еще когда мы жили в подмосковном Дмитрове, мы все шестеро стояли в очереди за хлебом. Немец шел на Москву. Хорошо шел, уверенно. Наши отступали. Кругом готовились к обороне, потому и войск было полно. Стоим, смотрим, недалеко от нас остановилась машина с военными. Те с кузова попрыгали и давай то и дело сновать в какое-то здание. Солдаты выносили из подъезда мешки и грузили их в кузов. Потом сами наверх запрыгнули. Уже было тронулись, вдруг останавливаются и машут нам руками. Это мне потом старший брат обо всем рассказывал.