Дневники 1870-1911 гг.
Шрифт:
Народ весь день около Миссии проходит в удвоенном, иногда в упятиренном против обыкновенного количестве, взглянуть, «что, мол, тут творится?», а иные, вероятно, и сообразить, как удобнее напасть на Миссию и разгромить ее.
26 августа (8 сентября) 1905. Пятница
Оказывается, что вчера Токио поставлено было прямо на военное положение, зато же и бунта как не бывало. Ночь прошла совершенно спокойно — нигде ни пожара, ни волнения; сегодня целый день то же. Военные патрули ходят по городу с властью нигде не допускать никаких сборищ; видя собравшихся, уговаривать разойтись, если не слушаются, то выпалить холостым зарядом, если это не действует, то палить в скопище, всячески остерегаясь при этом только, чтобы не убить простых зрителей. Таков наказ войску от генерала Сакума,
Протестантских станов в городе сожжено не три, а много; в одном только квартале Ситая сожжено 4 проповеднических дома их, в Сиба сожжена недавно построенная церковь их. Забавны меры, принятые некоторыми из протестантских проповедников, чтобы защитить свои обиталища: один наклеил на своем доме объявление, что «отдается в наем», другой вывесил на доме белый флаг, третий повесил на стене огромную надпись, что в его церкви множество сторонников народа. Все это описывают сегодняшние японские газеты. Из газет четыре вчера разом запрещены. Католический патер, убежавший из подожженного своего стана в Фукагава, куда-то так запрятался, что его сегодня везде искали, и в нашей Миссии по телефону из Министерства, где производятся следствия, спрашивали, не знаем ли, где он. Причем, кстати, телефонировали оттуда, чтобы мы не беспокоились, приняты все меры к безопасности Миссии.
Истинно, мы должны благодарить Бога за чудное покровительство! Мы бы, кажется • больше всех должны пострадать, и между тем мы совершенно целы и в Миссии, и в городе; <...> Не явный ли знак, что Ангел Божий охраняет нас, несмотря на все наше недостоинство?
Заключение мира принесло новую работу: множество вопросов от военнопленных, на которые надо отвечать; устал сегодня, пиша письма по самым разнообразным предметам.
30 августа (12 сентября) 1905. Вторник. 31 августа (13 сентября) 1905. Среда
То же дело. Отправка крестиков, причем всюду отправляется потребное количество шнурков, по 3 фута на крестик; занимается преимущественно иподиакон Моисей Кавамура, отправкой Евангелий редактор Петр Исикава, и дело это нелегкое; сегодня Евангелия отправлены в пять мест, из которых в Нарасино только пошло 13325 книг в 58 ящиках. Я занят больше всего разбором и рассылкою получаемых из России русских книг и корреспонденциею с военнопленными.
Написал также сегодня письмо к о. Алексею Савабе. Пишет из Коодзимаци: «У меня дела мало, скучно; дайте дела, буду работать». В ответ на это я убеждал его заботиться о своих прихожанах и проповедовать язычникам. Дело его собственное, священническое, у него пред глазами и вопиет к нему, а он просит дела! Если бы он так усердно стал служить на своем приходе, как служил у военнопленных, то был бы прекрасным священником. Всячески убеждал его, но едва ли будет успех.
Военное положение все еще продолжается; солдаты, рассеянные по городу, охраняют спокойствие граждан. И это спокойствие вполне восстановилось.
2 (15) сентября 1905. Пятница
Вечером, в 9 часов, получена следующая телеграмма от Святейшего Синода на русском языке латинскими буквами:
«2 сего сентября исполняется 35-летие со дня назначения вашего на должность начальника Миссии. Обозревая мысленно вашу деятельность за столь продолжительное время, Святейший Синод прежде всего не может не вознести горячей благодарности Господу Богу, благоволившему благословить ваши плодотворные труды в деле насаждения и распространения Христовой веры на Дальнем Востоке, а затем считает долгом изъявить вам глубокую признательность за ваши неусыпные заботы о вверенной вашему водительству пастве, особенно за отеческие попечения о духовном утешении и просвещении раненых и пленных русских воинов, находящихся ныне в Японии. Молим Всевышнего Мздовоздателя, да воздаст Он Своими
Алексий, архиепископ Тверской, Гурий, архиепископ Нов-городский, Лаврентий, епископ Тульский, Вениамин, епископ Калужский».
Первенствующего члена, Санкт-Петербургского Митрополита, ныне нет в Петербурге, лечится в Крыму, но, конечно, не без его согласия эта телеграмма.
К глубокому сожалению и стыду, нисколько не чувствую себя заслуживающим такое высокое внимание и похвалу, а потому почти нисколько не обрадовался. Приятно только то, что Миссию начинают ценить.
11 (24) сентября 1905. Воскресенье
Из Хаматера получена большая священная картина, написанная на полотне, — «Нагорная проповедь Спасителя». Мы же отсюда посылали полотно и краски, но то же мы делали и для других мест военнопленных, куда просили это. Я думал просто давать занятие военнопленным, чтобы спасать их от скуки и уныния, и совсем не думал, чтобы из этого вышло что-нибудь серьезное. Но в Хаматера оказался превосходный, талантливый живописец. «Нагорная проповедь» — его прекрасное произведение, вполне достойное занимать место в Соборе. Весьма жаль, что я не знал прежде, что такой редкий живописец скрывается в числе порт-ар- турских нижних чинов, он бы мог написать для Собора несколько священных картин. Тем не менее и теперь я послал ему предложение написать еще хоть одну картину из Нового Завета, — например, «Воскрешение Лазаря» или «Вход Господень в Иерусалим». Быть может, до отъезда в Россию успеет. Послал ему 20 ен не в виде платы за картину, а в знак моей благодарности.
13 (26) сентября 1905. Вторник
Кончена рассылка Евангелий военнопленным.
Немалое дело было. Один переплет только 68 тыс. экземпляров наших трудов стоил! 80 человек 70 дней трудились над переплетом, и 150 женщин складывали листы; 6 мастерских соединенными силами работали. Цена Евангелия с печатью и переплетом стоит 15 сен; для офицеров с золотым тиснением несколько дороже.
Презанимательная старая японка — пресвитерианка из Йокохамы посетила меня, выражала свою радость, что я остался в Японии, также что война теперь кончилась; несколько раз принималась молиться — по-протестантски, своими словами, нескладно. «У меня вот что главное!» — несколько раз повторяла она, потрясая свертком листов, на которых крупнейшими литерами напечатаны изречения из Священного Писания; листы действительно истрепаны. Желая доставить ей удовольствие, я попросил ее прочитать самый первый лист, и — увы! живая и бойкая баба оторопела, — не может; чтобы замять дело, я стал читать лист, — и она со мной, — так мы и доехали до конца, после чего она распрощалась; но так как она принесла мне в подарок корзинку винограда, то я подарил ей Альбом Собора, от чего она пришла в неописанное восхищение.
26 сентября (9 октября) 1905. Понедельник
Отменено военное положение в Токио. Поэтому солдаты, жившие в Миссии для охраны ее и державшие караул у ворот, возвратились в казармы. Ворота по-прежнему стали охранять одни полицейские; жандармы, помещавшиеся в комнате, смежной с моей, перешли в прежнее свое помещение, доселе занятое солдатами, — квартиру Львовского.
28 сентября (11 октября) 1905. Среда
Был опять французский корреспондент Ludovic Naudeau. Спрашивает:
— Рад ли я миру?
— Что кровопролитие остановлено, этому я не могу не радоваться; но не могу сказать, что рад миру, завершающему ряд беспрерывных наших неудач в войне.
Он начал рассказывать то, что сам видел на войне, и уверял, что в Мукденском сражении победа почти была наша, и была бы наша, если бы Куропаткин не отдал приказание отступать. Заговорив о разбитии нашего флота, он сказал между прочим:
— Бог одарил Россию сплошным континентальным пространством, она совсем не морская держава, но она не хочет этого понять и из подражания другим делает себя морскою державою, заводит большой флот, зачем он ей? Он не может быть таким хорошим, как у держав, своим положением обязанных быть морскими. Ну его и разбили...