Дневники 1932-1947 гг
Шрифт:
Вышел на 4000, жду, что будет дальше. Качаю машину. Лежит. Походил, походил, опять качаю, молчит. Неужели, думаю, совсем загнулся? Качнул еще раз. Очнулся, наконец, поднял голову, сел и рукой показывает: давай вверх! Я ему показываю: ты, мол, того, скатился. А он одно: вверх! Не помнит ничего.
Оказалось, лопнул кислородный шланг.
Мне пришла в голову идея: взять хороший большой самолет, погрузить на него много газет и облететь передовые пункты западного фронта. В ночь с 24 на 25 я зашел с этой идеей к Ровинскому.
— А какой самолет?
— Ну вот, к примеру, Коккинаки.
— Сколько он может взять груза?
— До двух тонн.
— Какая у него скорость?
— От Москвы до любой точки фронта долетит за три часа.
— Нашего человека взять сможет?
— Иначе я бы не предлагал.
Смеется.
— Что ж, это дельное предложение. Завтра потолкуем.
На следующий день, 25-го, он позвонил об этом Кузнецову, заместителю Мехлиса. То отнесся сочувственно, но заявил, что Коккинаки это не их летчик и тут он помочь не может.
Тем временем я смотался к Володе.
— Что, Лазарь?
Я рассказал. Он задумался на минуту.
— Какое расстояние?
— Тысяча в один конец.
— Где посадка?
— Вильно, Гродно, Белосток, Брест, Львов.
— Бензин там есть?
— Будет.
— Аэродромы хорошие?
— Не знаю.
— В один день не уложимся. Придется ночевать во Львове. К обеду будем знать. Кто летит от вас, кроме тебя?
— Надо бы фотографа.
— Не сумею. Надо брать полный экипаж. Пять человек: я, штурман, радист, механик и ты. Груза могу взять до двух тонн. Я согласен, пусть Ровинский позвонит Сталину. Без разрешения правительства меня не пустят. Согласен лететь на любой серийной машине — они все хорошие.
— А если Кагановичу?
— Ну пусть ему. Тот уже знает, с кем надо согласовывать.
Поглядели на карту, прикинули.
— Можно и к ленчу обратно вернуться, но тогда без посадки, а это небе не интересно.
— Еще один вопрос, Володя. Там много банд, поэтому я бы советовал вооружение не снимать…
— Турка! Поэтому я и говорю сразу, что лететь надо полным экипажем: штурман в рубке, радист-стрелок, механик на все руки, да и ты, наверное, в заварухе не будешь без дела сидеть. А польские аэродромы интересно посмотреть. Может и пригодятся. бедному летчику все нужно.
Понемногу разговор зашел о новых полетах
— Вот ко мне сегодня паренек один пришел с краю света. Предлагает полет один сделать. Я его в правительство послал. Когда, мол, будет ответ, тогда и я отвечу. Вот ходок: из Комсомольска, представляешь?
Поговорили о планах вообще.
— Я сейчас на распутье. По проторенным путям ходить не интересно. Ну еще 100- километров в длину или 100 метров в высоту.
— А ты построй себе машину. Пост строил, Говард Юз строил, Маттерн строил…
— И «РВ-3» строили. Не в этом дело. Из каждой машины можно выжать больше, чем все думают. Доказал я это на поликарповской — доказал, на ильюшинской — доказал. Летишь чуть не вдвое дальше и выше, чем полагается. Сами конструкторы не верили, говорили, что не выйдет. На что смел Ильюшин, а когда я летел с полной нагрузкой — смотался от страха в Воронеж… Не надо кидаться старыми машинами. Вот Громов — прекрасный летчик, нечего про него сказать не могу, опыт огромный, культура, но из своей машины не все выжал. Не все. А погода была идеальная. Я перед своим полетом на запад все их графики и профили погоды — и Чкалова и Громова — рассмотрел и изучил. Молча, никто не знал. И сейчас могу сказать — не все он выжал.
— А чем бы ты занялся?
Молчит. Я ему рассказал о том, как зародилась идея полета через полюс, как мы ее вынашивали с Леваневским. Сказал, что по-моему надо «Правде» выступить организатором большого, интересного полета. Володя согласился.
Показал он мне с гордостью новые книги, которые купил.
— Мольер. Смотри — Брокгауза! Сенкевич. Полный! Байрон. Люблю книги. Вот только некоторые переплеты не нравятся — отдам переплести.
Пошли играть в преферанс. Он удивительно внимателен. Это очевидно профессиональное. Я побил десятку дамой и сделал чуть заметное движение пальцем, чтобы взять взятку. Он заметил: «Не всякая дама берет» и покрыл козырем.
Полет на фронт видимо его очень заинтересовал. В полночь с 25 на 26 сентября он мне позвонил в редакцию:
— Как?
— Ровинский еще не говорил.
— Ну ладно. Позвони завтра на завод.
26 сентября
Сегодня я выходной. Вечером по радио передавали сообщение о переговорах с Эстонским министром. Его объяснения о подводных лодках признаны неудовлетворительными и объясняется почему. Выводов нет. Интересно, какие оне последуют.
Ночью позвонил Мержанову. Он дежурит.
— Что нового?
— Самолетом из Минска привезли материал от наших ребят с фронта. Много, но мелко. Леопольд утром вылетел из Киева на фронт, больше сведений о нем нет.
— Ровинский меня не искал?
— Нет.
Значит, с Кагановичем он еще не говорил.
27 сентября
Сегодня в 6 часов вечера неизвестной подводной лодкой в Балтике потоплен наш пароход «Металлист». 19 человек подобрано, 5 погибло. Идет короткое сообщение без комментариев.
Риббентроп прилетел на трех самолетах. Погода была отвратной, но прибыли вовремя.
В 4 ч. ночи прибыло сообщение о том, что он был принят т. Молотовым. На приеме присутствовал т. Сталин. Беседа длилась два часа.
Иностранная печать проявляет большую нервозность в связи с поездкой Риббентропа в Москву. Они выдвигают две версии: беспокойство Германии за усиление советских позиций на Балканах и 2) дальнейшее упрочение и развитие германо-советского сотрудничества.
Утром Михельсон сообщил, что на кораблях Балтики появились спецкоры «Извести» из Москвы. Мы сообщили Ровинскому. Пока не надо.
Но в 6 ч. утра он решил послать завтра (вернее, сегодня) в Ленинград двоих. М. Неймана и писателя Вс. Вишневского. До чего обидно!
Позавчера на Белорусский фронт вылетел на самолете Костя Тараданкин от «Известий» и Мих. Розенфельд — от «Последних Известий по радио» Наши ребята за сегодняшний день не передали ничего. Весь материал делали из загона. Лишь в 5 ч. утра Володя Верховский позвонил, наконец, из Белостока и передал две вещи: «Будничная работа городского управления» (я ее поставил в номер) и очерк о жизни сегодняшней в Белостоке (сдали, но поставить не успели).