Дневники Фаулз
Шрифт:
Э. устроилась на работу в «Гэмидж», продает там маленьких свинцовых рыцарей Круглого стола. «МГМ-фильм» задает главные темы рождественских игрушек. Много часов — мало денег.
Живем одним днем, самая крупная временная единица — неделя, дальше не загадываем. Пятница — кульминационная точка, день получки; живем от жалованья до жалованья. Есть некоторые не терпящие отлагательства покупки — пальто для Э., новый пиджак для меня; такие траты делаются по мере возможности.
Еще одна сложность: наша квартирка на одного человека, и мне приходится вести почти подпольную жизнь, скрываясь от правосудия. Когда Э. отсутствует, приходится делать вид, что и меня здесь нет; я не выхожу на улицу, держусь подальше от окна. Собачья жизнь.
И все же в Хэмпстеде есть свои утешения; когда мы с Э. счастливы, то умудряемся наслаждаться простыми и чистыми радостями, и мы знаем, или я знаю: за
20 октября
Время — быстрый, опасный поток; слишком стремительный, чтобы писать — здесь или где-то еще; стремительный, но не возбуждающий, стремительный, но в то же время монотонный, как всякая жизнь горожанина, но этого мало, мы в придачу осуществляем попытку «жизни в грехе». С Э. я чувствую себя совершенно уверенно — хотя даже сейчас, когда я пишу эти слова, она отсутствует и, возможно, находится в обществе Р., — уверенно и умиротворенно, как и положено любящим людям. Единственное, что меня беспокоит, — останется ли она со мной, выдержит ли предстоящую нам долгую, трудную дорогу, трудную даже в физическом смысле, не говоря уж о психологическом, — я имею в виду ее работу в «Гэмидже». Теперь уже нет сомнений: что касается взаимного влечения, мы почти идеальная пара. Но в остальном множество сложностей — оба ненавидим свою работу, оставаясь при этом бедняками; Э. до сих пор мучает комплекс вины. Пытаемся найти квартиру получше, что-нибудь более подходящее, чем маленькая комната и односпальная кровать. А пока я продолжаю жить здесь, как беглый преступник. Дешевые квартиры в Хэмпстеде редки, как ласточки зимой.
18 ноября
Существует два рода писателей: те, кто гениально реализует себя в конкретном жанре, — Мольер, Расин, Достоевский, Мэнсфилд; и другие, которые обладают универсальным умом и просто считают, что лучше всего могут выразить себя в слове, — Жид, Гёте, Д.Г. Лоуренс; интеллектуальные писатели и писатели, приверженные одному жанру. Я интеллектуальный писатель, меня интересуют все жанры. Ни в одном не чувствую себя мастером, но со всеми в ладу. И почему бы не представлять на читательский суд все работы, если ты интеллектуальный писатель (которых больше волнуют идеи, нежели слова), по мере того как они создаются — за годы или другие отрезки времени, — рассказы, пьесы, стихи, эссе, заметки, критические статьи, дневники; цель — быть всецело живым художником, не систематизированным музеем. Пусть систематизацией занимаются невропатологи.
Кэтрин Мэнсфилд (Элперс) [491] . Один из кумиров Э.; мне она тоже нравится — хоть и в меньшей степени. В книге много рассказывается об отношениях Мэнсфилд — Марри, особенно о первых трех годах их совместной жизни; похоже на наше с Э. существование: матрасы на полу, ночевки под открытым небом, поиски «подходящей» (то есть дешевой, просторной, светлой, удобной, приличной — несуществующей) квартиры. Постоянные стрессы и напряжение в отношениях между чувствительной женщиной и рассудочным мужчиной. Конечно, К.М. могла себя выразить, но с Э. нельзя жить, не принимая во внимание ее молчание; разум кипит, бурлит; это долгий путь в темноте [492] .
491
Энтони Элперс, Джонатан Кейп, 1954.
492
Кэтрин Мэнсфилд познакомилась с Джоном Миддлтоном Марри в декабре 1911 года, когда отдала один рассказ в «Ритм», литературный журнал, который он редактировал. Мэнсфилд к тому времени разошлась с первым мужем и предложила Марри часть своей квартиры. Они полюбили друг друга и в течение следующих трех лет жили весьма бедно на скромные литературные заработки и постоянно искали недорогое жилье, где могли бы чувствовать себя комфортно. В их отношениях появилось напряжение, когда Мэнсфилд стала уставать от того, что Элперс называет «давящей рассудочностью», и стала стремиться к лучшей и более беспечной жизни.
22 ноября
Денис Ш. решил уехать в Индонезию с женой и ребенком. Глупый современный гротеск, беспокойство, тяга к переменам; это связано с колоссальным послевоенным освобождением личности, вымыванием энергии.
23 ноября
Женственность Мэнсфилд; описания, реакции, настроения, отношения — мир, лишенный социальных, моральных ценностей и дидактизма; женщина, рисующая мужской мир, — клинически, можно сказать, если бы это понятие не имело такой антисептической, научной, холодной окраски. Больше мужчины способна провидеть будущее, как и Вулф. У Джойса, Джеймса, должно быть, был огромный внутренний мир. Он не человек, а целая команда, и еще женщина, смотрящая матч. Мораль для себя? Феминизация моей литературной восприимчивости.
25 ноября
Почему рассказ Платона о смерти Сократа всегда заставляет меня плакать? А четыре Евангелия оставляют холодным и равнодушным. Возмутительно, что у Иисуса из Назарета все еще так много поклонников, это памятник человеческой глупости, свидетельство психологической нестабильности.
Три пьесы. «Смерть Сократа», «Смерть Христа», «Жизнь Робин Гуда».
Э. — Ксантиппа [493] !
29 ноября
493
Ксантиппа — жена Сократа, известная скверным характером.
Уик-энд в Оксфорде с Портерами. Почувствовал, как я отдалился от Оксфорда; смущен его бестолковым очарованием и блеском. Пустой город. Университет кажется юным и отвратительно бесчувственным. В воскресное утро на улицах маленькие группы серьезных молодых людей в темных костюмах и галстуках своего колледжа — печальная примета, ведь униформа никогда не свидетельствовала о свободе мысли, — со сборниками церковных гимнов в руках. Повсюду удушающая атмосфера религиозности, абсолютно повсюду; нелепое объявление в магазине: «Купи здесь папочке подарок на Рождество», — оно много говорит об изменениях в студенческом характере за эти несколько лет.
Полная несхожесть с академическим миром северного Оксфорда, где царят интеллектуализм, скептицизм или интеллектуальный католицизм. Толкиены, Фейт и Кристофер заходят выпить кофе и подискутировать; благоухающие облака бесед; в цене стиль и юмор; позы, диалектика. Французская манера вести разговор, континентальная, элегантная, но постоянно скатывающаяся к типично британскому, замысловатому абсурду. Сознательно неправильное использование открытий логического позитивизма; игра словами.
В их обществе я чувствую себя как неуклюжий тупой бык в салоне в стиле рококо. И бычьим нутром чувствую, какие они жалкие, поверхностные, презренные. Ведь их трагедия — это в какой-то степени трагедия клоунов, шутов; бессильные, пустые, они должны паясничать, щеголять положением, стилем, ублажать самолюбие. Ни Толкиены, ни Портеры не счастливы в своих отношениях; им не хватает чего-то главного — уверенности, тепла и, в некотором смысле, крестьянской глубины и простоты, какая есть у меня и Э. В их обществе она постоянно молчала, ослепленная всем этим блеском, и одновременно чувствовала отвращение; я воспринимал это спокойно, понимая, что ее молчание не свидетельствует ни о каком комплексе; удивленные взгляды меня только забавляли. У нее есть способность постигать сущность вещей, они же виртуозы поверхностного — большая опасность для мозга. Платон — сама гармония, их же разум — тиран, подавляющий сердце и чресла.
Родительские чувства. Портеры не наказывают Кэтрин, предпочитая все спокойно объяснять. В основе это сократовский взгляд на разум, равный доброте. Но мне не нравится, что Подж мочится при дочери; а когда она вскарабкалась на перила лестницы высотой двенадцать футов, его спокойное «очень опасно, но нужно позволять это детям» показалось мне чудовищным. Нельзя подвергать ребенка опасности или шокировать его только для того, чтобы произвести впечатление просвещенного родителя на гостящих у него посторонних людей. Беспредельный эгоцентризм.
Косность цивилизованного человека. Потребность в действии, слово «цивилизация» обрело чуть ли не бранное значение! перерубили одну из важных артерий.
Писатель хочет охватить весь мир; мир же ждет от писателя некой изюминки. Величие путают с индивидуальностью, «провидение» со словесной изощренностью. Э. критикует написанные мною недавно рассказы — говорит, надуманные и т. д., — но меня больше тревожит обвинение «отсутствие собственного стиля». Я не люблю обманчиво привлекательное письмо, когда все, что не является совершенно новым, объявляется клише. Придумывать остроумные сравнения и метафоры легко, слишком легко. Отчасти это новые трудности — страх оказаться поборником какой-то идеи, патологический страх современного человека показаться наивным. Можно сказать, что двусмысленность приносит плоды; в худшем же случае это просто хорошая страховка.