Дни нашей жизни
Шрифт:
Витя молчал и помешивал ложкой в стакане так, что чай завивался воронкой.
А разговор уже устремился вперед, к цели путешествия, к незнакомой еще Краснознаменке. И сразу закружился вокруг Евграфова — не потому, что он был главой делегации, а потому, что он больше всех знал.
Евграфов говорил скупо, не стараясь увлечь собеседников, заботясь лишь о точности. Речь зашла о сплошной электрификации страны и о создании единой высоковольтной сети. Евграфов говорил об этом как о технической задаче, и только. Но все равно было очень интересно. Шутка сказать, в такой громаднейшей
— Помните закон о пятилетнем плане в части электрификации? — напомнил глуховатый голос Евграфова и тут же очень точно пересказал нужные строки закона: — «Форсировать восстановление и строительство электростанций, с тем чтобы рост мощностей опережал восстановление и развитие других отраслей». Вот отсюда и масштабы. С восстановлением, как вы знаете, закончено. А строительство — оно с каждым днем расширяется.
Женщина, все еще стоявшая в коридоре у окна — Воловик время от времени с удивлением оглядывал ее одинокую, застывшую фигуру, — вдруг решительно шагнула к двери купе и как-то жалобно спросила:
— Можно к вам на огонек, товарищи?
Все поспешно сдвинулись, освобождая ей место.
— Захандрила я. А тут такой интересный разговор. Вы уж простите, я прислушивалась.
Боков выбрал самое гладкое и румяное яблоко, обтер его носовым платком и протянул нежданной гостье:
— Угощайтесь. И поделитесь, если не секрет, с чего вам взгрустнулось? Или поневоле уезжаете?
Она надкусила яблоко, усмехнулась:
— Даже не знаю, как объяснить. Еду по большой охоте, сама добивалась, чтоб послали. А уезжать не хотелось. В нашей профессии таких противоречий много.
И она рассказала: нарочно подогнала командировку в Ленинград так, чтоб встретиться с мужем, когда он приедет на две-три недели из Бухтармы, а мужу пришлось задержаться из-за ранней весны, встреча не состоялась. Обидней всего, что он приедет дней через пять.
— А повременить с отъездом никак нельзя было? — осведомился Боков и раскрыл перед ней коробку леденцов.
— Что вы, меня вся партия ждет! — сказала она и со вздохом сунула в рот леденец, — Слыхали вы о проекте Большой Волги? Проект уже в правительстве, изыскания ведутся напряженно, сроки предельные.
— А вы чем же именно заняты там?
— А я начальник инженерно-геологической партии. По изысканию строительных материалов. Знаете, местные пески, камень, известь, гравий... Для одних только бетонных работ сколько всего нужно!
Она понизила голос:
— Это будут такие грандиозные стройки, товарищи! Судя по всему, даже Днепрострой рядом с ними может показаться маленьким.
— Днепрострой — маленьким? — воскликнул
Женщина улыбнулась:
— Судя по размаху работ, по заданиям, которые мы получили... Потребность в материалах планируется такая... ну, прямо астрономические цифры! Да и не только на Волге. Мои товарищи ведут изыскания на Днепре, ниже по течению, от Запорожья до Херсона. Там, видимо, предполагается строить второй Днепрогэс, соединенный с оросительной системой. У них тоже такие цифры, такие цифры!..
Теперь, когда она оживилась, стало видно, что она гораздо моложе, чем показалось сначала. Может быть, немногим старше Аси.
— Меня хотели оставить в управлении, — знаете, как мужчины рассуждают? Если что-нибудь интересное, все им, все им! Я такой шум подняла... А в общем, конечно, жизнь у нас цыганская, кочевая, — неожиданно закончила она, вздыхая. — Иногда по месяцу из резиновых сапог не вылезаешь.
— А муж у вас, простите, тоже цыганской профессии? — осведомился Боков.
— Еще хуже, чем я! — с удовольствием откликнулась она. — Он работает в Перспективном бюро.
Название всем понравилось: Перспективное!
— Бюро перспективного проектирования гидростанций, — уточнил Евграфов. — Так?
— Да, да, они вечно мотаются по берегам рек то на Севере, то в Сибири, то в Средней Азии. Ищут места, где можно строить, выясняют грунты и прочее. Скоро ли там будут строить — это уж не их дело. Их дело — наметить створы, где удобно. Вот на Днепре пять створов намечено — Горностаевский, Каховский, Казацкий... и еще каких-то два, забыла уже. Там тоже муж работал, то есть тогда еще он был не муж, но все равно... Сколько рек они изучили! Я даже названий таких раньше не слыхала — Непопадиха, Кума и Кундозерка, Хариузовка, Кайраккум... Когда мы соберемся компанией, геологи и гидротехники из разных партий, иногда кажется — ни одной речки не осталось, где бы наши не лазили да не бурили.
В эту ночь, лежа на верхней полке, Саша Воловик долго не засыпал, да и не хотел засыпать. Внизу, наискосок от него, спала начальница геологической партии, — завтра она сойдет на большой станции и, наверно, никогда больше не повстречается. Он поглядывал на ее лицо, слабо освещенное голубым светом ночника, и старался представить себе, как сложилась бы его жизнь, будь у него жена вот такая — работник, товарищ... Когда-то он решал, что только на такой и женится. Но разве часто получается в жизни так, как задумаешь? И разве он мог полюбить кого-нибудь другого, когда есть Ася?
Сегодняшняя беседа растревожила его. «Что-то у меня неладно, — думал он, еще сам не понимая, что именно. — Станок я вытянул, а что-то упустил... Вон какие люди тут собрались! Ну, Витя — мальчишка. А я где-то посредине между Витей и остальными. Иногда мне казалось, будто я выдаю себя за кого-то другого, более достойного... Хорошо сказал Евграфов о славе. Конечно, я доволен, что станок изобрел. Так ведь когда это было! А теперь живу — день за днем, самотеком. И с этими стыками — расхвастался, а что сделал? Кустарничаю, носом вниз...»