Дни нашей жизни
Шрифт:
К огорчению Воловика, кроме прославленого мастера скоростных плавок Бокова и совсем юного бригадира Вити Сойкина, в его купе оказался четвертый пассажир, не принадлежащий к делегации, да к тому же еще женщина! Эту женщину Воловик приметил на перроне, — вытирая покрасневшие глаза, она говорила провожавшей ее старушке:
— Ну, ничего, ничего... Ты ему оладьи пеки, он любит. И кофе заваривай покрепче...
Когда поезд тронулся, женщина закурила папиросу и надолго затихла в коридоре у окна.
— Жаль, что не все свои, — шепнул Боков, выкладывая
— Кто хочет яблочков, товарищи? — предложил Сойкин, вытаскивая яблоки, которые были распиханы у него по всем карманам.
Воловик вспомнил о пирожках, испеченных ему на дорогу Асей. Пирожки изрядно подгорели, хотя Воловик убеждал Асю, что они только подрумянились и что он как раз любит румяные корки. Но удобно ли угощать незнакомых людей такими пирожками?
— Что ж, начнем знакомиться, — предложил Боков. Он был старше всех в делегации. Заслуженный сталевар, чье имя прогремело еще в дни войны, а теперь постоянно мелькало на страницах газет, Боков вел все плавки скоростными методами и давал отличное качество. Турбинщики знали и ценили «боковские» отливки.
Самым молодым в делегации был Витя Сойкин. Воловик приглядывался к нему с любопытством, так как знал, что Сойкин третий месяц держит общегородское первенство в соревновании комсомольско-молодежных бригад и что именно его мечтает обогнать Николай Пакулин. Сойкин выглядел смышленым, быстрым и веселым — из тех заводских пареньков, что и не хотя становятся вожаками.
— У нас ваш соперник работает — Коля Пакулин, — сказал, ему Воловик.
Витя Сойкин насторожился, потом беспечно засмеялся:
— Пусть старается, для того и соревнование.
И всем своим видом выразил задорную уверенность, что никто его не обгонит.
Заглянул Евграфов, пригласил всех троих в соседнее купе, где разместились остальные делегаты. Воловику было особенно интересно познакомиться с Гореловым, бывшим начальником турбинного цеха: Саша слышал про него всякое — и хорошее, и плохое; с тех пор как Горелов добился больших успехов на станкостроительном заводе, турбинщики, почему-либо рассердившись на Любимова, поговаривали — будь на его месте Горелов, все пошло бы иначе.
Горелов показался ему мрачноватым, колючим. Больше помалкивал, отвечал односложно, а сам зорко на всех посматривал, и чаще всего — на Воловика. Но не заговорил с ним. Витю Сойкина отрядили похлопотать о чае, все развернули свои кульки с домашней снедью, пошутили — по пирожкам Воловика сразу видно, что хозяйка у него молодая. Не прошло и получаса, как всякая скованность исчезла.
Евграфов незаметно, но упорно заставлял каждого рассказать о себе. Пришлось и Воловику говорить о своем изобретении. Он уже привык к этому, но тут было неловко — чего уж без деловой надобности хвастать!
— А вы не стесняйтесь, раз умно придумали, — сказал Боков. — Нам же интересно!
И, выслушав, уважительно спросил:
— А теперь над чем работаете, Александр Васильевич?
Воловик ясно ощутил — в этой
— Начал помаленьку думать насчет механизации одной работенки, — смущенно ответил Воловик, прибегая к таким необычным для него словам, как «помаленьку» и «работенка», чтобы умалить значение начатого труда. Он с досадой вспомнил, что весь этот месяц работал в комплексной бригаде от случая к случаю, только тогда, когда собирались все вместе. Решение, найденное Шикиным, не очень ему нравилось, но всерьез подумать, сосредоточиться, «покрутить» новое изобретение не удавалось.
— Какой именно? — заинтересовался Горелов.
Воловик объяснил — Горелов-то должен помнить, что за косые стыки и какая с ними волынка при обработке! Объясняя, он поглядел на Горелова и удивился — перед ним сидел как будто совсем другой человек.
— Очень интересно! — восклицал Горелов. — А ведь сколько мы маялись с этими стыками! Да и со снятием навалов тоже! И как же это у вас получается? Специальный станок? Такого ведь нет, заказывать надо?
Заинтересовались и другие: ну-ка, объясните, как то у вас задумано?
Воловик чертил в блокноте, показывал руками — всем нравилось, а его не покидала ощущение, что где-то рядом, близко лежит еще не найденное, лучшее решение.
Когда очередь дошла до Вити Сойкина, Витя с простодушным удовольствием рассказал об успехах своей бригады, а потом его как бы понесло — Витя стал перечислять, куда его выбрали, куда посылали выступать, кто и где о нем писал, какие организации — от научно-технических обществ до клубов художественной интеллигенции — почтили его приглашениями и членством.
— Да, известность вещь такая, — проговорил Евграфов и отвел взгляд.
Все молчали. Только Витя, уже путаясь и чувствуя нарастающую неловкость, еще припоминал какие-то президиумы, где он сидел, артистов и писателей, с которыми его знакомили... Потом и он смолк.
— И ведь нужно все это, — первым нарушил молчание Горелов, не глядя на Витю, — и выступать, и в гости к артистам, к писателям ездить. Кому же рабочий класс представлять? лодырям? отсталым? Надо ездить, и самим это интересно, самих поднимает! Только, видимо, есть тут какая-то грань.
— Сам не заметишь, как закачало, — сказал Боков. — И туда тебя и сюда... ну и пошло — глаза разбегаются, нос кверху...
— Тут ведь еще совпадение какое! — заговорил Евграфов. — Слава-то у нас по заслугам приходит — то есть как раз тогда, когда и сам человек собою доволен.
Воловик взволнованно слушал. Знал ли кто-нибудь, как важен для него этот разговор?
— Ну и верно: будь доволен, это ж хорошо!? — заявил Боков, посмеиваясь — Тут, по-моему, главное — головы не терять и от дела не отрываться… Что человек без своего дела? Мотылек-однодневка!