Дни нашей жизни
Шрифт:
Она излагала свои требования громко, решительно, сердясь, что Алексей что-то пишет, вместо того чтобы слушать ее. Она без стеснений обвиняла руководителей цеха, участков, отделов:
— Ко мне прибегают, когда нужна скорая помощь, а продумать свои запросы и включить в мой план заранее — не хотят, не умеют. А может, суета мешала — та самая, с которой некоторым товарищам расстаться жалко? Меня зовут всякий раз, когда ученик что-нибудь натворил, как будто я им нянька, — а сколько раз я требовала, чтобы учеников направили в хорошие, даже в лучшие бригады?
Раздался скептический голос:
— В лучшие? Этак лучшие быстро станут худшими!
Насмешливо
— Видимо, товарищ Полозов прав — воспитывать кадры у нас не умеют и не очень хотят!
И села, довольная своим ответом и тем, что ненавязчиво, как бы между прочим, поддержала Алексея. Хоть и сердита на него... но об этом она ему успеет сказать!
К ее удивлению, Алексей свернул трубочкой бумагу, на которой писал, и передал сидевшим поблизости от него:
— Карцевой передайте. Пока не забыл, Анна Михайловна, список, который вы просили.
Записка по рукам пришла к Ане.
«Не сердись. Я боялся быть пристрастным, а вышло наоборот. Это потому, что я совершенно не могу тебя видеть».
Аня не сразу поняла чудесный смысл последних слов этой нелепой записки.
А совещание продолжалось, теперь уже в добром согласии, — обычный разговор хорошо понимающих друг друга людей, только председательствовал человек, энергично направлявший этот разговор по нужному пути. Манера Полозова вести совещание нравилась. Люди сами не заметили, как переломилось их настроение, как отошло назад недавнее раздражение. Теперь охотно давали советы, охотно шутили и смеялись любому остроумному слову и летучей шутке, которые так украшают деловые беседы и на которые так щедры русские люди. Но то один, то другой из участников совещания вдруг задумывался, мрачнел, вспоминая, что приказ о понижении в должности продиктован, записан и лежит у Полозова под рукой... Как сказать о нем рабочим в цехе? Как объяснить дома жене? Насмешек будет много, а заработок уменьшится... и стыда-то, стыда сколько!
— Итак, товарищи, договорились по всем пунктам? — сказал Полозов, заканчивая совещание. — Все, что требует приказа, будет сегодня же оформлено. Кстати, один приказ у нас уже подготовлен…
Он взял у секретарши черновик приказа, про себя прочитал его, помолчал и вдруг дружески улыбнулся всем:
— Подписывать?.. Или, может быть, обойдемся по-хорошему?
Гусаков встал и широким жестом протяиул Полозову руку:
— Куда ни шло, попробуем по-твоему. Эко ты нас в оборот взял, Алексей Алексеевич! Ха-а-рактерный человек! Пересилил-таки.
— Возражений нет? — спросил Алексей, складывая злополучный листок. По-мальчишески подмигнул, разорвал листок пополам, потом еще и еще.
11
Николай Пакулин жил в том состоянии душевного подъема, когда все удается и все кажется достижимым.
Экзамены в техникуме были сданы без единой тройки, после экзаменов поехали на Кировские острова на праздник белых ночей, там были Ксана с Валей и Аркадий Ступин, и вышло так, что Николай стал четвертым в этой компании и они катались вместе на лодке. Конечно, разговор шел общий, но, когда выехали на взморье, Ксана начала вспоминать описание белой ночи у Пушкина; ни Валя, ни Аркадий не знали его наизусть, а Николай знал, и они с Ксаной на память читали его — Ксана строчку и Николай строчку... Потом Николай греб и смотрел на Ксану, а Ксана сидела на руле и слегка улыбалась ему. Но еще лучше было то, что они опоздали на последний трамвай и шли пешком через
— Спасибо, Коля. До свидания.
Спасибо?! Она его благодарила! Николай думал, что после того, как он завоюет общегородское первенство, он подойдет к ней и предложит. «Ксана, в Петергофе пущены нее фонтаны, съездим вместе в воскресенье». Может быть, она и согласится?
В прошлом месяце он уже почти догнал в общегородском соревновании Витю Сойкина, а теперь они с Федей придумали новые оправки и пока давали выработку выше, чем бригада Сойкина. Николай познакомился со своим главным соперником и с тех пор вдвойне мечтал о победе, — уж очень Сойкин самоуверен... Ничего, придется ему отдать знамя!
Вдохновляло Николая и общее приподнятое настроение, царившее в цехе с тех пор, как Полозов стал начальником.
В первые же дни Полозов собрал у себя бригадиров и лучших стахановцев. Он советовался с ними и выдвинул перед ними задачу:
— Превратить цех в сплошь стахановский!
На этом же совещании был создан постоянный стахановский совет, и Николая выбрали членом его.
В цехе много говорили о переменах, которые ввел новый начальник.
Теперь начальники смен и мастера сдавали и принимали смену, как в армии сдают и принимают дежурства. Было известно, что всем им предложено учиться, что Полозов проверял, читают ли они книги, и какие. Рассказ о забавной истории, происшедшей на совещании командиров производства, облетел весь цех — и понравился.
Нравилось и то, что Полозов смело выдвигает новых людей. Женю Никитина назначил начальником инструментального хозяйства, Сашу Воловика сделал сменным мастером на сборке, Валю Зимину перевел с крана в планово-диспетчерское бюро дежурным диспетчером...
Николай видел, что многие дела в цехе пошли быстрее. На его участке не хватало подъемной стрелы. О стреле неизменно заговаривали на производственных совещаниях, на партгруппе, на оперативках. Полозов договорился с цехом металлоконструкций, некоторые работы взялся сделать у себя в цехе — и стрелу установили под шутки и рукоплескания рабочих:
— Вот что значит — захотеть!
— Удалой долго не думает!
Попадались, конечно, и маловеры. Старый Гусаков сказал Николаю, насмешливо дергая губой так, что его сивые усы подпрыгивали:
— И чего вы все с ума посходили? Горяченький-то скоро надрывается. Я этих новых метел на своем веку знаешь сколько видал?
— Теперь все от нас зависит, — горячо возразил Николай. — Мы должны поддержать Полозова, а он нас всегда поддержит.
— Ну-ну! Поддерживай, милок, старайся, — сказал Гусаков. — Авось твоя помощь все решит. А я, понимаешь, в библиотеку пойду, — ему, вишь, не спится, пока Гусаков не приучится романы читать...
У нового начальника цеха был обычай — как бы он ни был занят, первый час проводить на производстве. В этот ранний час любой рабочий мог поговорить с ним; он сам, своими глазами видел начало нового трудового дня с сегодняшними отличиями и затруднениями.
Однажды утром Полозов подошел к Николаю и начал расспрашивать его о членах бригады. Интересовали его наиболее трудные ребята, с которыми Николаю пришлось повозиться. Ответы Николая он слушал внимательно и как-то задумчиво, словно что-то взвешивал или решал.