До дрожи
Шрифт:
— Поругались? — доносится сочувственное от Зары.
— Ну так… — неопределенно кручу рукой, ни на кого не смотря.
— Ты же не доела, — даже у Куницыной в голосе непривычная забота и лёгкое разочарование.
Видимо, на нашу перепалку ей посмотреть хотелось больше, чем на то, как я ретируюсь с поля боя.
— А я, Ань, уже сыта, — фыркаю, — Всё, всем пока. До вечера. Хорошего дня.
На Артёма так и не оборачиваюсь.
??????????????????????????48. Алиса
—
— Нет, спасибо, — бормочу, отвернувшись к окну у переднего пассажирского сидения.
Мне не холодно, мне не жарко. Мне никак.
Кожу до сих пор горячо лихорадит от пережитой вспышки бешенства во время нашей с Артёмом ссоры, а внутри всё стынет и болит. Сжимаю во влажных ладонях красноречиво молчащий телефон.
Может Тёма прав, а я не права?!
Нет. Я права.
Только что-то правой быть на данный момент мне вообще не нравится!
— Я просто люблю, когда прохладно в салоне, — снова подает голос Глеб Янович, с интересом поглядывая на меня в те моменты, когда его внимание не занимает дорога, — Если что не так, ты говори — не стесняйся Алиса. Ты какая-то зажатая сегодня…
И его взор мельком, но оценивающе проезжается по моему летнему зеленому платью, задерживаясь в районе груди. Да, я переоделась. Но не потому, что хотела понравиться. Просто не уверена, что приезжать на конференцию с преподавателем и слушать в чьи-то доклады в джинсовых шортах и майке — прилично.
— Я почти всю ночь не спала, — отзываюсь глухо.
— Гуляли? — криво, с намеком улыбается Наумов, — Не переживай, ругать не буду. У нас приватная беседа, Алис.
— Нет, просто болтали с девчонками, — снова отворачиваюсь к окну. Внезапная разговорчивость Наумова начинает меня напрягать, — Глеб Янович, а может музыку?
— Не хочешь рассказывать, ладно, — хмыкает, все правильно поняв, и тянется к дисплею, чтобы выбрать радио, — Что предпочитаешь?
— Тоже, что и вы, — слабо улыбаюсь, с тоской думая про себя, что предпочитаю я, чтобы половина сегодняшнего утра мне просто приснилась, и сейчас я не ехала никуда.
Недосып и пережитое нервное перенапряжение дают о себе знать, и я сама не замечаю, как засыпаю через каких-то пятнадцать минут, убаюканная тихим блюзом, льющимся из колонок и аккуратной манерой вождения Наумова.
Расталкивает меня Глеб Янович только через два с половиной часа, когда его машина уже стоит на парковке санатория, в конференц-зале которого и будет проходить мероприятие.
— Пойдем, — услужливо подает мне руку, помогая выбраться из салона.
И как-то ловко, выверенным жестом кладет мою ладонь себе на локоть, так и не отпуская. Меня обдает смущением, но я даже не успеваю возразить, потому что к нам уже сбегают по ступенькам пара незнакомых мне мужчин.
— Выспалась, Алиса? — шепчет мне на ухо Наумов, улыбаясь, а затем сразу представляет подошедшим.
— Иван Петрович, Эрик, это моя студентка, Алиса Лютик, вот приобщаю молодежь к научной деятельности. Алиса, познакомься, Иван Петрович Лебедев…
Начинает их представлять, я рассеянно улыбаюсь, чувствуя, как щеки горят, а руку обжигает от прикосновения к мужской рубашке. Ладонью ощущаю твердую руку Наумова под белоснежной тканью, и это воспринимается настолько неправильно, что меня начинает подташнивать.
В голове всплывает утренняя ссора с Артёмом, его лихорадочно горящие ревностью глаза, и от этого дурно.
Мужчины оживленно общаются, Наумов так и не отпускает мою руку, зажатую в его локтевом сгибе, но, кажется, это никого не смущает. Кроме меня.
Поднимаемся по широким ступеням, заходим в просторный холл гостиницы, где уже целая толпа. И только здесь Глеб Янович ослабляет хватку.
— Алиса, давай я провожу тебя в зал, а мне с Лебедевым ещё надо кое с кем поздороваться. Не будешь скучать, если отлучусь ненадолго?
— Конечно нет, — мотаю головой и внутренне наоборот выдыхаю.
Наумов проводит меня в лекторий, ненавязчиво касаясь поясницы — будто пытается задать правильное направление, но меня все равно ошпаривает каждый раз, когда чувствую его пальцы на своей спине. Устраивает меня в третьем ряду и оставляет одну. Вокруг все рассаживаются, царит суета, в углу у сцены настраивают камеры парочка операторов.
Минут через пятнадцать выходит первый лектор, и удивительное дело, но его доклад оказывается действительно интересным, забирая все моё внимание. А может просто мозг хватается за возможность как-то отвлечься…
В любом случае я сосредоточенно слушаю, иногда даже делаю пометки, и время начинает стремительно бежать. Лишь иногда я проверяю телефон, не в силах себя перебороть. Пару раз мне пишет Зара, один — Соня и ни разу — Артём. Но я отпускаю ситуацию. Заставляю себя отпустить.
Уже вечером я приеду, он успеет остыть, поймет, что совершенно ничего страшного не произошло. И мы забудем и этот момент, и мою глупую выдуманную влюбленность в Наумова как страшный сон.
Минут через сорок ко мне присоединяется Глеб Янович и занимает соседнее кресло, которое я держала для него. Слушать доклады становится ещё занимательней. Глеб, умный и ироничный, тихо комментирует иногда, дополняя лекции интересными историческими фактами. Подсказывает на что обратить внимание, а иногда даже почти беззвучно спорит с выступающими. И главное — больше не пытается касаться меня или делать какие-то намеки.
Это расслабляет окончательно. Начинает казаться, что мне все привиделось, и это просто Тёма так накрутил меня своей беспочвенной ревностью.
Когда научная часть конференции заканчивается Наумов, снова подставив свой локоть, в который я продеваю руку уже без утренней нервной дрожи, ведёт меня в холл. Я радостно делюсь впечатлениями с ним, думая, что мы направляемся на парковку и сейчас поедем обратно в свой лагерь, но…
— Так, ну что, мой дорогой Глеб Янович, номера я вам выбил. Подойти на рецепцию, получи ключи, и ждем тебя с твоей прекрасной спутницей на фуршет. Ресторан на крыше, — подлетевший к нам Лебедев Иван Петрович довольно потирает руки и масляно улыбается, говоря это, а я в шоке стою.