До новых снов с тобой...
Шрифт:
– Повесить на меня мою дочь, – закончил Деймон.
– Эй! Я не одежда! Не надо вешать меня, я сама смогу позаботиться о себе.
Чувствовался явный акцент, который предавал некую харизму. Твердые звуки она произносила мягко, а ударения, порой, расставляла неправильно. Однако, несмотря на свой акцент, Дрина чувствовала себя совершенно уверенно. Сальваторе отложил бумаги и предложил пройти в смотровую.
Все процедуры, совершаемые в смотровой, проходили в полнейшей тишине. Деймон делал какие-то записи, читал историю болезни и рассказывал Изабель то, чего следует
Ее повадки, – как и ее внешность, ее говор, – тоже были своеобразными. Девушка перемещалась неуверенно, но достаточно смело. Тонкими пальцами с длинными ногтями она держала свою медицинскую карточку. Ее браслеты не переставали звенеть, но они отлично смотрелись на ее тонких запястьях. Юная цыганка была в длинной юбке и майке на бретельках. Она была полностью погружена в свои мысли. Деймона она заинтересовала не как девушка, а как человек. Ее мир отличался от его, и сейчас дочь его осколка прошлого была единственным балластом, который стимулировал его на следующий день. Порой, просто хочется изучить человека, который живет в ином мире с иными убеждениями. Просто понять его мироустройство.
Все вернулись в кабинет. Дрина села напротив Сальваторе, подле матери, которая держала в руках сумку, готовясь заплатить.
– Все планирование операции описано верно. Я знаю этих врачей. Они – профессионалы.
– Иначе бы я и не платила им столько, – равнодушно проговорила Флемминг.
Дрина Флемминг. Немного извращенно звучит. Или девушка взяла фамилию отца? Где тогда отец этой красавицы? Хотя Изабель всегда была девушкой… ветреной.
– Ей будет трудно воспринимать мир… От тебя нужно лишь то, чтобы ты присматривал за ней.
– Сколько ты будешь в отъезде?
– Неизвестно. Командировка может продлится как неделю, так и месяц.
Отлично. Месяц с этой цыганской девушкой, которую он так стремится познать. Лучше не придумаешь.
– Ладно.
– Просто... Помоги ей. Она потеряла зрение в шесть…
– Семь! – перебила девушка, произнося слово, не смягчая согласные.
– А сейчас ей двадцать.
Шатенка чему-то усмехнулась.
Деймон колебался. Ему было плевать на деньги, ровно как и на свою работу. Единственное, чего ему хотелось, – просто пообщаться, еще раз увидеть ее танцы. И это его первый интерес на протяжении последнего месяца.
В кабинет проникал запах свежести и некой прохлады летнего дня. Ярко светившее солнце еще и согревало, в комнате даже было немного жарко… Однако восхищаться красотами природы Деймону не хотелось. Он вообще потерял ко всему интерес, а потому произнес следующее:
– Я согласен, – лишь за тем, что он надеялся пробудить в себе прежнюю тягу к жизни.
Изабель кивнула и поднялась. Поднялась и девушка. Ее браслеты снова задребезжали. Флемминг сказала, что свяжется сама с ним в ближайшие дни, а потом взяла Дрину под руку и повела к выходу.
Девушка шла по улице, слушая нотации матери про свое плохое поведение. Эта юная цыганка по-другому воспринимала мир. Она чувствовала тепло солнца, она слышала малейший звук и ощущала каждый утонченный запах. Она совсем забыла свои воспоминания о мире и боялась представить его. Она привыкла к такой жизни, которой она жила на протяжении всех тринадцати лет. И новая яркая жизнь ей казалась слишком сложной, но не совсем невозможной.
Шатенка шла по улицам, не видя прохожих. Она едва заметно улыбалась, слыша приятный мужской голос или утонченный запах.
Сейчас девушка сжимала в руках маленький синий камешек, который, согласно словам продавщицы на рынке, оберегал. Дрина верила в этот талисман и никогда его не забывала. Кроме того, она свято верила в то, что ложь продавщицы – правда.
– Я на озеро, – проговорила девушка со свойственным ей акцентом, резко остановившись на дороге.
Изабель хотела поговорить с дочерью серьезно, но прекрасно понимала, что это вряд ли удастся. Флемминг вспоминала себя в такие юные и годы и точно знала, что и ее дочь сейчас испытывает все тончайшие проявления молодости.
Не дождавшись ответа, цыганка поймала такси и, сев, сказала, куда ее везти.
Девушка хорошо ориентировалась в городе, несмотря на то, что была слепой. Она боялась, что заблудится, когда станет зрячей.
Место, куда цыганка пришла, было тихим и спокойным. Здесь было мало народа. Тень от деревьев защищала от теплого сияющего солнца, а воздух был кристально чистым и свежим. Пение птиц разносилось повсюду, и плескание воды заставляло успокоиться даже самого буйного. Девушка считала себя ребенком природы и поэтому любила это место, полное гармонии. Она чувствовала себя неотделимой частью этого маленького, но огромного мира. Дрина гуляла здесь одна, отдаваясь своим мыслям. Шатенка чувствовала прилив некой животрепещущей энергии. Не буйной, а животрепещущей. Каждая струна ее души будто играла в такт мелодии этой природы, этого мира. Сердце билось с особенным трепетом.
Она услышала шаги и резко обернулась, но тут же вспомнила этот запах парфюма.
– Когда-нибудь ты не разоблачишь меня.
Былая спесь хладной циничной девушки сошла и шатенка, сделав пару шагов, подошла к парню. Тепло его тела передалось и ей, и она чувствовала, как в душе ее трепещет любовь и нежность. Она почувствовала его руки на своей талии и подошла ближе, сокращая дистанцию до минимума. Она наслаждалась свежестью и запахом этого парня, его учтивостью, ненавязчивостью и тем, что рядом с ним ей не приходится надевать маски.
– Я боюсь, – произнесла она, кладя голову ему на плечо. – Боюсь.
– Я же рядом… Ты ведь позволишь быть рядом?
Она убрала его руки и, резко отстранившись, отвернулась. Она словно прятала взгляд, хоть никогда не умела этого делать. Порой, ее поведения не мог разгадать даже тот, кому она отдала свое сердце. Он знал ее уже давно, но она продолжала оставаться загадкой.
– Елена?
Она вновь обернулась. Ее резкость тонко гармонировала с ее плавностью. Тайлер еще сильнее влюблялся в эту загадочную девушку.