До новых снов с тобой...
Шрифт:
– Может, той бедной официантке ты нужней? Ты… вытащишь ее из бедности, станешь рыцарем и она будет превозносить тебя. Будь уверен, что до конца жизни она останется верной только тебе.
Мужчина отстранился и снова сделал глоток спиртного. Видимо, верно говорят, что ночь – какое-то особое время суток. Ты будто бы становишься собой и освобождаешься от этой напыщенной маски апатичного циника.
– А ты, значит, склонна к изменам?
– Ты знаешь, что я карьеристка. Привлекательные мужчины, которые помогут мне продвинуться верх, будут меня интересовать.
– Ты – успешный адвокат. Из двадцати
– Смотрел «Адвокат Дьявола»? – произнесла она, беря свой бокал. – Можно и выше.
– Согласна продать душу?
– Мы не о том говорим.
– Ты права, – он откинулся на спинку кресла и устремил взор на репродукцию картины Моне. – И чем тебе нравятся эти стога? Дибилизм какой-то.
– Когда я разбогатею, куплю оригинал. Тебе пора.
– Так ты не выйдешь за меня замуж? – он снова взглянул на девушку. – Почему?
Он осушил залпом бокал. Быть может, о том, что она отказала, Хейл пожалеет утром. Быть может, перезвонит и скажет что согласна, но сегодня она решила выдержать стойкую позицию в словесной битве с этим змеем-искусителем.
– Философия твоей жизни гласит: ни к кому не привязываться, заключать брак по расчету и исходя из того, хорошо ли партнерам в постели.
– А что гласит философия твоей жизни?
У нее не было четко сформулированных концепций и сейчас Розали почувствовала себя проигравшей. Но профессия юриста давала о себе знать. Хейл не хотела сдаваться.
– Работа на первом месте, – произнесла девушка уверенно, но не так твердо, как хотелось бы. – И пока я не напилась допьяна свободными отношениями.
– Красиво…
– Спокойной ночи, Деймон.
Девушка улыбнулась, а Сальваторе понял, что ему было пора уходить. Деймону нравилась прямолинейность и честность в их общении. Если они хотели друг друга, то не бегали с криками: «О нет! Мы же друзья! Нам нельзя спать вместе!». Если не хотели общаться – не общались. Мужчина поднялся и, поцеловав девушку в щеку, сказал: «Не провожай» и скрылся. Блондинка услышала хлопок дверью. Розали не спеша прошла к входной двери и проверила то, надежно ли она закрыта. Затем Хейл вернулась в зал и подошла к тому самому серванту. Она извлекла оттуда шкатулку и вернулась на диван. На шее блондинки была тоненькая цепочка с кулоном в виде ключа. Этот самый кулон Розали сняла и открыла им замок. Бесстрастно она посмотрела на содержимое коробки. Девушка извлекла пластиковую кредитку и пакетик с белым порошком. Хейл поднесла наркотик к глазам, рассматривая его, ища в нем какой-то смысл.
Рассыпала порошок. Лёгкий шорох по стеклу. Купюру Хейл свернула в тоненькую трубочку. Вдох. Мутнеет перед глазами. А по телу растекается истома. Ноги становятся ватными и на душе наступает ощущение необыкновенного спокойствия. Блондинка делает второй вдох и ложится на диван. Медленно. Не торопясь. Зрачки увеличиваются. Все плывет и через несколько секунд Розали смакует весь кайф прихода.
Елену привели в какую-то комнату и посадили на стул. Уже несколько дней она в больнице и навещает ее только Тайлер. Бедные цыгане не знают об операции Дрины, а из нынешних… В общем, не важно. Врач принялся разбинтовывать глаза, а Гилберт чувствовала, как ее сердце стало биться более часто. Она боялась. Боялась взглянуть на мир, хоть и очень хотела его.
Врач отлепляет пластырь от одного глаза, потом от другого. Он добр и говорит о чем-то отвлеченном, о какой-то своей внучке. Елена улыбается, но в глубине души боится еще сильнее. Глаза то ли в слезах, то ли в каком-то растворе. Елена заламывает руки. Ее страх становится сильнее с каждым разом все больше и больше.
– Я помогу открывать вам глаза, – произносит доктор.
Девушка кивает, но внутренний порыв души молит об обратном.
– Хорошо, – кивает она, чувствуя, как холодеют руки. Ей кажется это страшным, невыносимым. Каким-то сущим кошмаром.
Его теплые старческие руки, от которых пахнет медикаментами и медом, касаются ее лица. Он аккуратно касается век.
– Не спешите.
Елена снова кивнула. В ее горло пересохло.
– Открывай. Что ты видишь?
Девушка приоткрыла глаза. Но моргала ими часто. Из глаз не переставали литься слезы, а все изображение напоминало какое-то серое пятно. Яркий свет причинял адскую боль, и становилось еще невыносимей. Елена отчаяннее вцепилась в ткань своего больничного халата.
Она принялась осматриваться, но ничего не выходило.
– Я не могу, – в отчаянье произнесла она и закрыла глаза. И где поддержка матери, когда она так нужна?
Доктор дал время. Спустя минуту девушка все же раскрыла глаза.
– Я подниму руку, а ты будешь говорить, сколько я показываю пальцев. Хорошо?
– Ух ты! Значит, это пальцы?
И как ей привыкать к новому миру? В комнате становилось жарко, а пить хотелось еще сильнее.
– Да. Они самые.
Врач разжал пальцы.
– Их … пять?
– Да. А теперь возьмите меня за руку.
Но девушка смогла коснуться лишь пустоты. Неверие в собственные силы пробудило еще и отчаяние.
– Все получится.
– Жжет. Это нормально?
– Да. Сегодня вы полежите у нас, а завтра можте отправляться домой. К тому же вы будете под наблюдением врача-офтальмолога Сальваторе. Он хороший специалист.
Девушки-цыганки в палате сторонились. Елене было все равно. До палаты ее проводила медсестра. Девушка видела движущиеся объекты, видела где темнее, где светлее и, кажется, даже могла различить проходы дверей, в которые проходила. Шатенка вела себя сдержанно, хоть сама и боялась всего. Это было не свойственно амплуа ее хладной натуры и жаркой внешности. Ей придется заново учиться жить в физиологическом, не духовном, смысле. Гилберт села на свою кровать и сказала, что с ней все будет хорошо. Она вытянула вперед руки и стала разглядывать эти расплывчатые образы.
Спустя два часа в палату вошли. Девушка взглянула на того, кто вошел, но осталась недвижима. Объект приблизился и, спустя несколько секунд, сел рядом. Елена знала этот запах. Пальчиками она коснулась лица и тут же улыбнулась. Девушка обняла парня, радуясь тому, что хоть с кем-то сможет пережить это сложное и важное событие.
– Ты… такая живая…
Она улыбнулась и села ближе. Ей хотелось поскорее разглядеть Тайлера, ей хотелось изучить его мимику, его внешность и мускулатуру, которую она выучила только с помощью осязания. Девушка видела Тайлера, но слишком-слишком плохо. Будто через стекло, размытое водой.