До особого распоряжения
Шрифт:
маршировали будущие камикадзе - пилоты-самоубийцы, люди-торпеды... На трибунах стояли те, кто со
спокойной душой обрек их на гибель.
Я был знаком с представителями другой Японии. Мне хотелось обо всем этом сказать девушке. Но
она читала великолепные стихи. Я не стал ей мешать.
НЕПРЕДВИДЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
Возможно, все началось с беззаботного девичьего разговора.
Фариде шел семнадцатый год. Она родилась здесь, на чужой земле, росла под присмотром
ворчливой, но доброй старушки.
Громыхая посудой, старушка ругала жадных торговцев. Не меняя тона, обвинила Фариду и свою
внучку в безделье.
– Время трудное. Не научитесь хорошему делу сейчас - поздно будет.
Она учила девушек вышивать тюбетейки, готовить обед, шить.
Тюбетейки опять отложены в сторону, и подружки весело щебечут о каких-то там счастливых днях.
– Где вы их видите?
– спросила старуха.
– У нас будут богатые мужья...
– откровенно сказала Фарида и спохватилась: - Ой!.. Что я говорю...
Мечтают девушки... Хотя и прикрывают лицо ладонями при таких словах. Что им, бедняжкам, остается
делать? Сидят в четырех стенах.
У внучки родители умерли, выросла она в доме Давлят-бека, где старуха уже несколько лет ведет
небогатое хозяйство и воспитывает его дочь, Фариду.
Давлят-бек - спокойный, умный, читает книги, был в Мекке, имел в Ферганской долине землю... Но
здесь у него дела не ладятся. Сколько старуха молилась за благополучие дома степенного человека! Не
счесть молитв.
Давлят-бек уходит из дома утром, возвращается к ночи. Довольствуясь случайными заработками,
приносит несколько монет. Разве удастся хозяину выдать дочь замуж за богатого человека? Пусть
легкомысленные девочки хоть помечтают. .
Опять шепчутся, краснеют, ойкают.
– Вот за кого я выйду замуж!
Это голос внучки. Старуха, не выдержав, покосилась в сторону девушек. Внучка держала спичечный
коробок с портретом большого вельможи.
«Господи, прости ее глупость...
– вздохнула старуха.
– Она еще совсем ребенок...»
– А вот мой жених...
– раздался голос Фариды.
Старуха увидела в ее руках фотографию. Она знала этот снимок. На нем рядом с братом Курширмата
– Нормухамедом, Давлят-беком и другими уважаемыми господами стоял молодой человек. Он бывал в
этом доме раза два-три.
– Я видела его...
– продолжала шептать девушка. И опять спохватилась: - Случайно!..
Старуха не выдержала, рассердилась:
– Да как же ты, бесстыдница, могла смотреть на мужчину?
Девушки вздрогнули. Старуха была глуховатой, а сейчас все услышала. Фарида попыталась спрятать
фотографию.
– Ну-ка, отдай эту грешную бумажку, - приказала старуха.
Она вырвала из рук Фариды снимок и хотела вынести его из комнаты, но невольно взглянула на
группу мужчин.
«Если этот молодой человек находится в такой компании, если его приглашают в гости солидные
люди, то, значит, с ним считаются...»
Притихшие девушки смотрели на сосредоточенное лицо старухи. Фарида даже приподнялась:
неужели разорвет фотографию?
Повидавшая жизнь, длинную, тяжелую, полную забот, женщина сейчас задумалась о судьбе сироты.
Старуха привязалась к девушке. Фарида давно стала для нее родной.
«А ведь это хороший жених. Наверное, он беден. Впрочем, сейчас мало осталось богатых людей.
Надо поговорить...» - окончательно решила старуха.
64
Она знала, с кем и когда говорить. Молодой человек служит у муфтия. Садретдин-хана. Сначала
нужно встретиться с этим уважаемым господином.
Муфтий Садретдин-хан не мог спокойно смотреть на людей, занятых устройством личного счастья. Он
откровенно проклинал их в проповедях. Исключением, вероятно, являлся Аскарали. Оптовый торговец
не участвовал в политической борьбе, не вмешивался в интриги, которыми жили руководители
туркестанской эмиграции. Аскарали не произносил высоких слов о спасении родины, но, если наступала
трудная минута, торговец всегда приходил на помощь. Это другой человек. Это не Саид Мубошир,
отыскавший теплое местечко в правительстве чужой страны.
Муфтий мирился с трудными условиями. Кто вправе в это тревожное время требовать легкой жизни?
Еще в святом городе, в первые дни работы с Махмуд-беком, муфтию довелось принять целую
делегацию уважаемых людей. Садретдин-хан очень удивился их предложению: они нашли невесту для
его помощника.
Муфтий рассердился не на шутку. Визгливо закричал на седобородых старцев:
– У нас отняли родину, а вы, ослы, рассуждаете о свадьбе...
Нарушив древний обычай, ругал, подбирая самые оскорбительные слова. Потом выгнал стариков и
долго сокрушался по поводу их слабого ума. Махмуд-бека не осуждал: человек сам все хорошо
понимает.
– Ведь вам такая мысль в голову не пришла?
– коротко спросил он.
– Не пришла, отец. До женщин ли сейчас?
– Вот-вот. .
– согласился муфтий и, считая вопрос окончательно решенным, перешел к другим делам.
Почтенных старцев он выгнал, а вот тихая, ничем не заметная женщина сумела, проклятая, уговорить
муфтия.
О чем она только не шептала! О продолжении рода, о семье, которая делает человека более
солидным и взрослым.
– Не быть же ему бродягой, как другие...
Здесь старуха допустила ошибку. Бородка у муфтия вздрогнула, а сам он подался вперед, чтобы