До особого распоряжения
Шрифт:
Девятого мая, в Праздник Победы, людьми владеет и радость, и печаль. Пожилая женщина идет с
цветами, а в кулаке мнет платочек, мокрый от слез.
Знакомый фронтовик пожаловался мне, что утром дала о себе знать рана. Давным-давно
зарубцевалась. Вдруг через четверть века - острая боль.
Тревожат раны, и кинокадры, и звуки фронтовых песен, и даже бодрый походный марш.
Девятого мая к могилам солдат приходят тысячи людей.
У пионера между бровей появляется строгая морщинка. Рядом я слышу едва сдерживаемое глухое
рыдание. Кого на войне потеряла эта женщина?
Склоняет голову ветеран. По его медалям нетрудно определить боевой путь: Москва - Вена - Прага.
Сколько осталось на этом пути холмиков со скромными пятиконечными звездами...
Тогда, прощаясь с друзьями, солдаты не плакали.
Легкий звон орденов и медалей. Ветеран поднимает руку и неловко, по-мальчишески, кулаком
проводит по щекам.
Он замечает меня.
– Вот как получается, - смущенно говорит фронтовик. Взглянув на мой орден Красного Знамени, он
замечает: - Редко носишь, а зря.
Орден я получил пять лет назад: в связи с двадцатилетием победы над фашистской Германией.
– На каком пришлось, браток?
– Пришлось, - неопределенно отвечаю я.
Мы смотрим на ровный строй пионеров. Над ними у ограды поднимаются тополя. Утреннее солнце
осветило верхушки.
– Золотые тополя, - невольно говорю я.
– Какие?
– удивляется фронтовик.
– Да так...
Он больше не стал задавать вопросов.
Здесь, возле солдатских могил, у каждого свои воспоминания.
СЧИТАННЫЕ МИНУТЫ
За подобным дастарханом эмигранты не сидели давно. От горячих лепешек, сдобных и слоеных, с
тмином, с кунжутным семенем, шел неповторимый запах, напоминая о далеких днях.
95
На блюдечках лежали куски халвы - ореховой, медовой; зульбия - из тонких слоев теста; занжибал - с
примесью кофе; парварда - во вкусе которой вместе с сахаром давал себя знать и перец. Матово
поблескивал нават - твердый комковый сахар, лежали в ярких бумажках чужеземные конфеты.
Чайники то и дело поднимались над дастарханом, чтобы через минуту тяжело, степенно опуститься
со свежим ароматным напитком на с трудом отыскиваемое свободное место, потому что уже появилась
еще одна тарелка с пирожками, с колечками казы - конской колбасы.
За дастарханом сидели члены только что сформированного правительства Туркестана. Премьер-
министр Саид Мубошир угощал своих верных друзей. Самый молодой член правительства - министр
просвещения Рустам Джумабаев разливал чай и, как приближенный к главе, к его дому, приглашал,
протягивая руку к дастархану:
– Пожалуйста, уважаемые, пожалуйста.
Пальцы мелькали над дастарханом. Сухие и скрюченные, толстые и жирные. Все они жадно, цепко
хватали колбасу, пирожки, куски холодной баранины. Нетронутыми оставались орехи и фисташки.
Пожелтевшие, гнилые зубы напрасно пытались разгрызть крепкую скорлупу. Даже фисташки с
трещинкой на бочку не поддавались таким зубам. Вспомнив молодость, гости брали по два ореха,
сжимали в кулаке. Орехи соскальзывали, вырывались.
Рустам подносил чай, разливал, подавал пиалы, улыбался старшим. Не догадывался, что старшие, не
сговариваясь, пришли к выводу: выскочка, интриган.
– Уважаемые господа!
– торжественно произнес Саид Мубошир.
– Пожалуйста, угощайтесь.
И все наперебой стали протягивать руки к широким блюдам, приглашая друг друга.
– Пожалуйста!
– Пожалуйста!
Тонкий серпантин нарына заскользил из пальцев в бульон. Пошли по кругу чашечки с приправами -
гранатовым соком и уксусом.
Угощение затягивалось.
Деловая часть сегодняшнего собрания была более краткой. Распределяли портфели министров
легко. Для каждого вроде нашлась подходящая должность в новом правительстве. Человек, получивший
должность, принимал поздравления, но нередко в то же время думал: «Обидели! Самые жирные куски -
казна, земледелие, вода, хлопковая промышленность, железная дорога - себе захватили!..»
Должности поменьше, менее доходные, вроде министерства просвещения, достались молодым и
промотавшимся людям.
Саид Мубошир произнес речь, призвал к сплочению.
В деловой разговор не ввязывался большой немецкий гость. Рустам переводил речи, представлял
новых министров. Капитан Дейнц протягивал руку, пожимал ладони. Слабые, крепкие - всякие.
С обеда, сославшись на дела, Дейнц ушел. Его присутствие немного сковывало курбаши, баев,
торговцев. Громко втягивая бульон с длинным серпантином нарына, подгоняя его кусочками лепешки к
краю касы, министры чавкали, хвалили хозяина, забыв о делах.
Почти в полночь подали плов. Золотистые горки на больших глиняных блюдах - ляганах венчали
хорошо прожаренные куски, аппетитные косточки. Кости предназначались для уважаемых людей. Один
мосол положили перед Саидом Мубоширом.
Мосол лежал крупный, покрытый мясом. Стукни мослом по ладони, и из него выпадет жирный,
дрожащий мозг. Все члены правительства, хотя и не были голодны, невольно косились на эту кость.
Камень пролетел над головой и глухо стукнулся, потонув в пыли. За ним - второй. Махмуд-бек