До особого распоряжения
Шрифт:
состоятельные люди. У некоторых он бывал дома.
– Как вы живете?
– рассеянно спросил механик и сразу же сообщил: - Дела-то такие... Немец был под
Москвой.
Лицо у него серое, помятое. Махмуд-бек не знал, как ответить: радоваться или сочувствовать.
– Вам этого не понять, господин Махмуд-бек, - вздохнул эмигрант.
– Да и сам я только вчера понял, что
я - русский. Вот так...
И он прошел мимо.
В чайхане свои новости. Нищий люд далек от больших событий. Обсуждаются цены на товары,
овощи, говорят о плохом урожае, о воде, за которую приходится дорого платить.
Хозяин поставил перед Махмуд-беком чайник, пиалу, принес поднос с изюмом, золотистой курагой.
– Скоро будут лепешки.
Чайханщик встревожен. Махмуд-бек свое настроение скрывает, хотя то и дело косится на открытые
двери.
– Шамсутдин был вчера, - говорит хозяин по-узбекски.
Махмуд-бек кивает: знаю.
– Еще новость, - чайханщик присаживается рядом.
– Плохая новость.
– Он смотрит на Махмуд-бека,
ждет вопросов. Не дождавшись, сообщает: - Господина Мубориша арестовали. Его молодого помощника
– тоже. Курширмата, Тохта-бека - тоже.
– Когда?
– не выдержал гость.
– Ночью.
– Откуда вам известно?
– Полицейские были... Один знакомый, часто заходит.
– Сегодня были?
– Махмуд-бек уже не владел собой: разумеется, теперь Шамсутдин не приедет.
– Сегодня. Чуть свет. .
– Они часто заходят. . полицейские?..
– Нет. В первый раз.
Махмуд-бек невольно провел ладонью по халату, нащупал браунинг. За все годы Махмуд-бек ни разу
не нажал на спусковой крючок. Может, пришло время? Но это называется сопротивлением властям.
Махмуд-бек взял за руку хозяина, отошел с ним к фыркающим самоварам.
– Спрячьте, пожалуйста. Отдайте кому-нибудь.
Чайханщик ловко развязал поясной платок и завернул браунинг.
– Хорошо, господин Махмуд-бек. А вам, может быть, помочь?
– Чем, уважаемый?
– Вот человек...
В углу чайханы кто-то крепко спал, повернувшись лицом к стене.
– Он может вывести из города.
– Когда?
– Вечером.
До вечера нужно было где-то переждать. Возвращаться домой было уже нельзя. Чайханщик понял, в
чем дело.
– Я вас спрячу, - сказал он.
101
Но в это время один за другим в чайхану, чуть сгибаясь в низких дверях, вошли четверо полицейских.
Они осмотрелись и среди крестьян сразу же заметили Махмуд-бека. Он был в хорошем, добротном
халате, в начищенных сапогах, на голове - белоснежная чалма.
– Господин Махмуд-бек Садыков, - торжественно объявил сержант, - мы за вами.
Наступила тишина. Кто-то нечаянно звякнул крышкой чайника. Крестьяне при виде полицейских
сжались, стараясь не смотреть на представителей власти, хотя за ними - никакой вины. Да и что
возьмешь с нищего человека?
Тишину нарушил звонкий голос мальчишки. Он принес на голове широкую корзину свежих горячих
лепешек. Чайханщик попросил сержанта немного подождать. Сорвав с себя последний поясной платок,
он расстелил его, положил несколько лепешек, изюма, кураги, навата. Узелок понес один из полицейских.
Но узелок остался где-то у тюремных стражников. С этого часа Махмуд-бек стал получать половину
черствой черной лепешки в день.
Потянулись дни, медленно складываясь в недели и месяцы.
Из рукописи Махмуд-бека Садыкова
Я завершил работу над диссертацией. Скоро защита. В газетах появится короткое объявление: «На
соискание... кандидата филологических наук».
И это - в мол шестьдесят с лишним лет. Что скрывать, было не очень легко снова возвращаться к
книгам, к поэзии. Сверстники давным-давно стали известными учеными, литераторами.
В чужих странах я читал урывками. Библиотеки были большой редкостью. Полки с книгами в домах -
тоже редкость. И конечно, не хватало времени. В основном я читал уже знакомые произведения древних
восточных поэтов.
У меня на родине росла, крепла новая литература. Она боролась с врагами, призывала людей к
победам. Многие имена писателей мне были известны. Я читал их первые стихи и рассказы еще в
молодости.
Конечно, при большом желании и за рубежом я мог бы достать новые книги узбекских литераторов.
Пусть самые главные, самые интересные. Но встреча с такими книгами дорого бы обошлась.
Я много читал, вернувшись на родину. И все-таки часто ощущаю пробел в знаниях. В спорах о
литературе, которые часто возникают в моем присутствии, мне иной раз приходится слышать
удивленные возгласы:
– Разве вы не читали! Вокруг книги был большой шум еще перед войной...
Я, литератор, был далек в это сложное, трудное время от книг.
«Да, не читал. Но обязательно прочту...» - говорил я себе.
Темой моей диссертации стала древняя поэзия Востока. Я постарался на нее взглянуть со своей
точки зрения, использовать свой жизненный опыт. Старые истины о том, что поэзия облагораживает
человека, делает его чище, помогает ему жить, бороться, я понял еще тогда...