До особого распоряжения
Шрифт:
Прошли дервиши, мягко шлепая босыми в болячках ногами. Проползла арба с усталым,
равнодушным хозяином. Неподалеку около заключенного бьется в истерике закутанная в чадру старуха.
Махмуд-бек видит ее темные сухие пальцы, вцепившиеся в кандальную цепь на руках сына.
Махмуд-бек рассматривает дорогу. Странно расплываются фигуры. Раньше у него было острое
зрение. За сколько шагов теперь он различает человека? Пять, четыре, три...
Он плохо стал видеть.
Доктор сказал, что сегодня к нему придут. Махмуд-бек смотрит на дорогу до боли в глазах. Да-да...
Вот он, Шамсутдин! Преданный человек, который до конца своей жизни так и не узнает, кому же он
служил.
Шамсутдин держит в руках кошелек с незатейливым узором, мнет его. Слишком упорно мнет.
Стражник подозрительно смотрит на покупателя.
– Алим должен проехать по железной дороге от Ташкента до Красноводска...
– говорит по-узбекски
Шамсутдин.
– И вернуться. Посылает Давлят-бек. Аскарали уже знает.
Шумит базар, позвякивают цепи заключенных. Стражники отгоняют назойливых родных.
– И главное. Богатый купец скоро приедет, - продолжает Шамсутдин отрывисто, быстро. - Будьте
готовы. Почти все решено. Скоро купец явится. Стражник со шрамом сообщит. Или агроном...
Он покупает кошелек и оставляет заключенному милостыню: две свежие лепешки, между ними тонкие
ломтики мяса и кружочки лука, покрасневшие от перца. Такое приношение стражник не отнимет,
благосклонно разрешит заключенному полакомиться.
Махмуд-бек ест с трудом. Зубы еще не окрепли, шатаются. На лепешки садится сухая пыль, поднятая
Десятками торопливых шагов. Пыль напоминает о дорогах, которые тянутся, забавно петляя среди
полей.
Ночью Махмуд-бек не спит. Впервые за долгие месяцы рождаются строки стихов.
Край далекий...
Мои тополя...
Я вдыхаю твой запах, земля.
По ночам, непонятным, чужим,
Я ловил и вдыхал теплый дым...
Твои песни полей и дорог
Я хранил, я все годы берег.
Край далекий... Я вечно с тобой.
Я пройду через долгий бой.
Я приду, дорогая земля,
Шелестите, мои тополя.
Конечно, не завтра, даже не через неделю, он увидит друзей. Но обязательно увидит. И друзей, и
солнце, и рассветы, и дороги...
В камере ночь, а Махмуд-бек не слышит вздохов,
причитаний и звона цепей...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ТИХАЯ ПУСТЫНЯ
Осень дала о себе знать не только первым прохладным
ветром и сморщенным шуршащим листком, который
неизвестно как занесло в тюремную камеру.
С какой-то торопливостью зашумел базар.
приезжали из далеких селений, спешили заготовить продукты
на зиму, приобрести теплые вещи. Пойдут дожди,
стремительно смоют еле заметные тропинки, и уже по вязкой
земле не двинешься за нужной покупкой в большой город.
Кое-кто находил время и выкраивал из своих сбережений
одну монетку, чтобы положить ее к ногам заключенных. Все
может случиться в этом мире. Вдруг и он, нищий человек,
тоже окажется в таких же цепях. Все может случиться...
108
Шептали молитву, вздыхали, многозначительно покачивали головами. И старались побыстрее нырнуть в
базарную сутолоку.
Возле некоторых заключенных уже суетились, причитали родственники, расспрашивали о здоровье,
спешили пересказать новости, взмахивали в отчаянии руками.
Утренние часы для свиданий - самые благоприятные. У стражников еще хорошее настроение, они не
устали от солнца, пусть осеннего, но пока злого, от криков, пыли, базарной толчеи. Они еще с охотой,
даже с нескрываемой жадностью ловко хватают деньги.
Ряды заключенных, оборванных и грязных, врезались в базарную площадь. Над заключенными
возвышались стражники, обычно бородатые, в пестрых, не очень дорогих, но крепках халатах. Они
стояли небрежно, прижав к груди старые, потемневшие винтовки.
Среди заключенных были влиятельные особы. От них тянулись нити в независимые племена, к
священнослужителям и торговцам, к тем, кто мог оказать помощь в подготовке крупной авантюры или
обычного убийства.
Цепи и стражники не мешали подбирать проводников и сколачивать новые шайки. Вождю племени
или главарю банды достаточно было кивнуть головой, сказать два-три слова, как решался самый
сложный вопрос. И в чьих-то руках оказывались десятки, а то и сотни людей. Иногда надо было
заполучить только одного ловкого храбреца, который, минуя все пограничные заставы, мог бы двинуться
в любую соседнюю страну.
Подкупленные стражники с безразличным видом наблюдали за базарной сутолокой, изредка
поворачивая голову на звон цепей. Кто-то из мелких заключенных тянул руку к прохожим. Степенные,
состоятельные, за кем и надлежало строго следить, сидели спокойно. Они наслаждались хорошей едой
и короткой беседой со своими родными, близкими.
Шамсутдин не мог привыкнуть к этой обстановке. Он старался не смотреть на потемневшие, худые
руки Махмуд-бека. Кажется, если Махмуд-бек сожмет покрепче пальцы, то протащит их через наручники.