До особого распоряжения
Шрифт:
– Пока ничем.
– Значит, буду обязан?
– Будете...
– Тогда прощайте...
– Погодите!
– заторопился Махмуд-бек.
– Я клянусь, что своей родине вы не нанесете ни малейшего
вреда. Я только должен знать обо всех делах наших эмигрантов. Я беспокоюсь за тысячи жизней моих
земляков. Вздорные, неразумные действия отдельных лиц могут поставить их под удар. Клянусь, что
106
времена Садретдин-хана кончились. У нас сейчас другие заботы. - Махмуд-бек говорил горячо,
торопливо. Он боялся, что стражнику надоест этот длинный разговор. Да и агроном может отвернуться и
перестанет слушать уговоры бывшего помощника муфтия.
– Как я понял, за свою услугу вы мне предлагаете роль связного?
– Да...
– Хорошо...
– согласился агроном.
– Но предупреждаю, что я оставляю за собой право в любой момент
выйти из игры. Помогать диверсантам и шпионам я не намерен.
Через месяц за решеткой показалось лицо агронома. Он жестом подозвал Махмуд-бека.
Русский загорел, выглядел намного лучше. Но серые глаза были невеселы, даже злы.
– Вы изменились...
– сказал Махмуд-бек.
– Не будем терять времени на комплименты...
– оборвал агроном.
– Слушаю.
– Я говорил вам, что могу выйти из игры.
– Да.
– Ваш Шамсутдин просил передать, что Давлят-бек выбрал Алима, сына каршинского торговца. Его
для чего-то готовят, этого Алима... Что это значит?
– Готовят к отправке на ту сторону...
– спокойно пояснил Махмуд-бек.
– Мы же договорились!
– Я помню... Алим исчезнет. Спасибо вам за сведения.
– Исчезнет?
– переспросил агроном.
– Странно. Очень странно. Я вам должен верить?
– Иначе нельзя.
Агроном посмотрел в глаза Махмуд-беку, потом вытащил из кармана сверток:
– Я вам немного принес еды.
– Спасибо.
– И еще... Мы пытаемся вам устроить свидание с женой.
Махмуд-бек протянул руку. Агроном пожал ее.
Стражник проявил благосклонность. Он сделал Махмуд-беку самый дорогой подарок, какой можно
получить в этой тюрьме. Вначале он подпустил к окну Фариду, а затем хитро подмигнул в угол двора, где
стояла глинобитная низкая кибитка.
– Через пять дней придешь, женщина...
– сказал он Фариде.
Глинобитная кибитка - место свиданий с женами. За важные услуги или за большие деньги
администрация выражала таким образом свою «благосклонность» некоторым заключенным.
– Что будет через пять дней?
– не поняла Фарида.
– Вот в том домике, - улыбнулся Махмуд-бек, - мы останемся вдвоем. На несколько часов...
Фарида плакала, молилась, причитала, благодарила всевышнего за такую милость.
Через пять дней она с рассвета сидела у тюремных ворот. Но стражник со шрамом появился только в
полдень. Он стоял, расставив ноги, пытаясь в толпе женщин, чьи лица были спрятаны за чадрой, найти
Фариду. Она поняла, что ей нужно подойти и поклониться, потом протянуть узелок с угощением.
– Это оставь, женщина, для своего...
– хмыкнул стражник.
В последнее время он изменился, чувствовал свое превосходство над другими служителями тюрьмы,
перестал заниматься мелкими поборами.
Агроном оказался хорошим работником, и стражник получил большое вознаграждение от министра.
Да и от агронома перепадали деньги.
Зачем они, деньги, русскому? Русский теперь хорошо живет, загорел, поздоровел.
– Иди, женщина, иди...
– легонько подтолкнул Фариду стражник.
Он сейчас творил благое дело, о котором будет знать вся тюрьма. Творил снисходительно, спокойно,
словно занимался благотворительностью каждый день. Устроить свидание - нелегко. Тут недостаточно
согласия одного стражника. И не одному ему нужно заплатить.
В кибитке стоял деревянный топчан, шаткий столик, кувшин с водой. Земляной пол был покрыт
соломой. В потолке, заменяя окно, зияла дыра с легкой решеткой.
Фарида и Махмуд-бек долго смотрели на синеватое небо. Оно постепенно темнело, и все резче
выделялись крупные звезды.
– В Самарканде звезды ярче...
– сказал Махмуд-бек.
– Неужели мы их увидим?
– спросила Фарида.
– Обязательно увидим.
Он гладил ее волосы, смотрел в глаза, в которых каждую минуту менялось настроение: восторг, тоска,
радость, печаль...
– Я не могу простить, что не знала о базаре...
– Меня выводили только один раз...
– сказал Махмуд-бек.
– Я буду приходить на базар каждый день.
– Не надо. Во всяком случае, когда нас выведут, в следующую пятницу, пусть придет один Шамсутдин.
Я очень прошу тебя, так нужно.
Она провела ладонью по его шершавым колючим щекам.
107
– У вас и здесь какие-то дела.
И тогда Махмуд-бек впервые подумал, что Фарида начинает понимать, догадываться о его главной,
самой главной жизни.
...Звезды уже горели сверкающим огнем.
Прощальное осеннее солнце. Может быть, завтра оно и не появится. Заключенные, подставив лицо
теплым лучам, жадно вдыхают пыльный воздух. Никогда Махмуд-бек не представлял, что подобным
воздухом можно дышать и чувствовать себя счастливым человеком.