До пепла...
Шрифт:
Когда они уже оказались в паркинге Дамира и Никита заглушил авто, кивнув одному из тех парней, которого Тоня уже тоже видела... Что он делает тут? Никогда ранее не замечала, чтобы у парковки Дамира дополнительная охрана была… Только тогда водитель заговорил:
— Вчера утром подорвали машину Алексея Воронова. На Окружной. Погиб и Алексей, и охранник. Даже шансов не было… Сегодня будут хоронить… то, что можно, — не глядя на нее, выдохнул сквозь зубы Никита, словно в омут с головой нырнул.
Ощущалось, насколько для него лично это тяжело…
И ей в грудь ударило. Воронов ей по душе был все то время, что общались, по работе ли, или на досуге, с Дамиром. Ничего не поняла. Кто? Зачем? С какой целью и мотивом?
Но разве это сейчас важно?!
Тоня вдруг тот тон любимого вспомнила, и слишком ярко прочувствовала, что дорогой ей мужчина испытывает, потеряв давнего и близкого друга… Ее саму, как молнией, принятием его боли пронзило! До лихорадочной дрожи и закушенной губы.
Она совершенно не запомнила, ни как до лифта добралась в сопровождении Никиты, ни как холл перебежала, так торопилась к Дамиру добраться!..
Глава 26
Он встретил ее у самых дверей лифта, что в его квартиру поднимался, будто не мог дождаться, невыносимо было терпеть. Не успела Тоня выйти, как оказалась буквально стиснута сильными руками… как в судороге сведенными до дрожи, которую тоже всем телом уловила.
— Дамир! — голос сломался, упал в хрип.
Не потому, что воздух перекрыл, а от избытка слишком сильных эмоций, чувств, внутренней боли, которую этот мужчина отчаянно пытался в себя затолкнуть, а та наружу из него выплескивалась, делая сам воздух вокруг горьким. Уткнулся в растрепанную макушку, ясное дело, что волосы Тоня не укладывала, даже не причесалась. И так вдохнул, точно пытался ее запахом, теплом тела Тони от всего остального мира отгородиться, забыться в этих объятиях.
Никита молча уехал вниз, оставив их одних, но Дамир, похоже, этого не заметил. Так и стоял, обнимая Тоню до дрожи напряженными руками. Словно в нем сил осталось только на то, чтобы дышать, да и то через раз.
— Прости, — вдруг на одном из выдохов просипел как-то отчаянно, как повинившись, — только сейчас посмотрел на часы. Не понимал, что среди ночи звоню… Не думал будить, выдергивать…
Врал. Хотел выдернуть, и дураку понятно. Но ее это понимание не разозлило, а лишь расположило к нему больше. Потому что, как ни крути, а подчеркивало ее значение для этого мужчины.
И пусть Пархомов так типично для себя старался делать вид, что все под контролем и хватает выдержки. Но она реально ощущала, насколько он морально размозжен и подавлен, как измотан физически. Хотела его поддержать! Точно же не ложился еще. И понятно, почему не позвонил вчера, несмотря на обещание.
Никаких претензий или упреков не осталось. Не сейчас, так точно!
— О чем ты?! — не выдержала, сама закинула руки на плечи Дамиру, сжала его щеки своими ладонями. Понятно, не так мощно, как он, но изо всех своих сил. Отчаянно пыталась отдать любимому поддержку и хоть частичку собственной энергии. — Вообще не до времени! Неважно! Я рядом! — уверенно заявила, на какое-то мгновение аж испугавшись, что этого не хватит, что та прорва, ощущаемая ею в Дамире, гулкая пустота, вихрящаяся болью, их обоих до дна высосет.
Но… не отступила! Так, то и так. Она готова была дать ему всю поддержку, возможно, еще даже не головой, а самой душой пока только осмысливая, насколько глубоко и полно он перед ней сутью обнажился. И как признал свою нужду в Тоне. То, что весило больше любых слов. И значило для нее много.
Ведь Пархомов, однозначно, был не из тех, кто кому угодно душу нараспашку покажет.
А остальное… Потом вернутся и к упрекам, и к выяснениям, и объяснений потребует. Не сейчас. Тоня точно не была из тех, кто станет дорогого и близкого человека добивать ногами, пусть и в угоду собственной обиде или гордости.
Надавила ему на плечи, понукая двинуться в сторону комнаты, а то так и стоят в прихожей у лифта.
— Пошли, любимый, сядешь. Ты устал, — она ощущала какую-то… Нет, не дрожь. Не могла описать, но Дам опустошенность излучал, а она, оказывается, была до сих пор достаточно чутко на него настроена, чтобы это своей болью отзеркалить.
— Да… устал, — как-то глухо проговорил все еще ей в макушку. Будто с силами собирался, чтобы и малейшее движение сделать. — И тебя держу на входе. Прости… — постарался распрямиться, взял ее пальто, словно пытаясь себя, как ни в чем не бывало, вести. Наверняка, так целый день и продержался, решая все, что могло навалиться на них после смерти друга и партнера.
А Тоне хватило одного взгляда на его лицо бросить, чтобы саму неконтролируемо заколотило! Глаза Дама, как воспаленные, отекшие, с покрасневшими прожилками. Будто наружу отчаянно слезы просятся, а он не может тем воли дать, просто не помнит, как люди плачут или выпускают боль из себя! Лишь глубже заталкивает все, что изнутри и так разрывает! Черты осунулись, подернулись темными тенями. А челюсть сжата так, что вот-вот зубы сотрет в порошок, кажется. Весь на взводе! И в пальто ее вцепился мертвой хваткой.
— Не важно. Брось!
Отрывистые фразы выходят, придушенные из-за того, что сама Тоня старается не расплакаться. Надавила ему на руки, заставив кинуть пальто прямо на пол. Пустое, действительно суета! Обхватила за пояс, как бы пыталась свое плечо подставить, вновь потянула к комнатам.
Дамир не спорил. Было впечатление, что он немного дезориентирован. Не до конца осознавал, что сейчас делает или где стоит. И лишь в нее вновь ухватился с дикой силой.
— Ты мне нужна, Тоня! — хрипло, едва слышно выдохнул в самое ухо, позволяя себя увести.
— Я здесь, Дам. Я рядом с тобой, — будто он не видел, с такой же внутренней лихорадкой отозвалась, подтолкнув его к дивану в гостиной.
Позади огромные окна в пол, те самые, темные сейчас, прячущие за ночью город и все то, что она пока не понимала. Но Тоня не торопилась выяснять и разбираться. В первоочередном иное значилось.
Сама чуть ли не с силой усадила Дамира, казалось, он себя и настолько расслабиться не мог уговорить. Напряжен, как металл, каждая мышца контрактурой сведена, держит, не пускает… Сама на колени ему села, как на бетон, если честно, пытаясь согреть, смягчить немного. Обхватила руками шею, обняла голову, стараясь хоть как-то утолить это безумное напряжение.