До свидания, Светополь!: Повести
Шрифт:
Я чувствовал себя именинником. В шесть утра, когда все мальчишки ещё спали, со скромным видом триумфатора расхаживал по двору. По–утреннему прокашливаясь, в уборную тянулись соседи. «Побелка?» — спрашивали. «Да так», — отвечал я небрежно. А тем временем Александра Сергеевна, низко повязав косынку, готовила в чане известь.
Жила она на нашей улице в соседнем дворе, с двумя сыновьями и большеглазой дочерью Улей, Ульяной, Уленькой, любовью моей и надеждой. Мы и поныне с ней в добрых отношениях, а наши дети дружат. Но об Уле особый рассказ.
Муж Александры Сергеевны тоже
Валентина Потаповна и Дмитрий Филиппович сами белили квартиру и делали это, как я теперь понимаю, не хуже Александры Сергеевны. Бабушка фыркала. Могут ли родная сестра и её муж, которые к тому же живут под боком, равняться мастерством с посторонним человеком! Поистине нет пророка в родном отечестве…
Иногда, впрочем, Вероника Потаповна пользовалась услугами зятя, но то была работа совсем уж черная. Например, заделать дырку в полу, наколоть дров или слепить из ржавых кроватных сеток забор палисадника. Дмитрий Филиппович выполнял все неспешно и старательно. Закончив, бережно складывал свой примитивный инструмент, проверял, не забыл ли чего, затем минуту-другую любовался работой.
Вероника Потаповна была тут как тут.
— Спасибо, Димушка! — и пыталась сунуть в карман ему деньги, но Дмитрий Филиппович живо поворачивался всем корпусом. Глаза его хитро блестели. — Димушка! — уже волнуясь, говорила Вероника Потаповна. — Я обижусь.
Дмитрий Филиппович, хотя и был выше её на две головы, смотрел на неё исподлобья и сбоку, улыбался и молчал. Он знал, что возьмёт деньги, и она знала, что возьмёт, только не сразу.
— Ну пожалуйста! Я не скажу Вале, — быстро обещала она, и ассигнация неведомо как оказывалась у него в кармане.
С укором глядел он на свояченицу. Снова проверял работу, только ещё тщательней и придирчивей, снова поправлял что-то, снова внимательно осматривался вокруг — не оставил ли чего? Нелегко, ох как нелегко было унести ему из нашего скудного дома честно заработанную трёшницу!
Разумеется, в тот же день Вероника Потаповна под благовидным предлогом информировала сестру о своей щедрости.
— Димушка сделал все, ну а я… Ты уж не ругай его, — доверительно просила она.
— Что такое? — всполашивалась Валентина Потаповна.
— Не ругай, не надо… Работал ведь человек! А мне какая разница, кому платить!
Маленькое лицо каменело, сурово поджимались губы. Не приведи господь Дмитрию Филипповичу, оторвавшись от своих голубей, войти в эту минуту в комнату! Сполна выдавала ему Валентина Потаповна — в ярости её язычок не знал пощады.
Дмитрий Филиппович не оправдывался. Неприкаянно стоял посреди комнаты с беретом в руке, высокий и сутулый, блестел глазами, дурашливо поводя ими туда-сюда. Сердобольная Вероника Потаповна честно пыталась заступиться за него, и тогда ей перепадало тоже.
— А ты, ты чего! Сама же дала, а теперь упрекаешь!
У бабушки
— Я упрекаю? Я?
— Ты! А то нет, что ли?
— Я? Я упрекаю?
— Упрекаешь! — забыв о муже, который знал, что в таких случаях лучше помалкивать, настаивала на своём Валентина Потаповна.
Бабушка оглядывалась, ища свидетелей.
— Я? Я упрекаю? Да я хоть бы слово сказала! Вот ребёнок подтвердит, — находила она свидетеля, то есть меня, и я, преисполненный сознания своей значительности, важно цедил что-то.
Кончалось тем, что бабушка хватала меня за руку и волокла вон мимо истуканом стоящего, боящегося пошевелиться Дмитрия Филипповича, который все так же улыбался и хитро блестел глазами.
— Ноги моей больше здесь не будет! — клялась она. — И ты чтоб ни шагу к ней.
Я, однако, нарушал запрет. Не прямо, но нарушал. Подолгу простаивал над низеньким с распахнутыми рамами окном, с восторгом слушая свою двоюродную бабушку и с ещё большим восторгом рассуждая сам. Маленькая тётя Валя не сидела, а лежала на широком подоконнике, уютно подперев кулачком голову. Рядом стояла розетка с мелко наколотым сахаром. Время от времени я, понукаемый тётей Валей или будто сам вспомнив, церемонно клал в рот маленький, с острыми краями кусочек.
А Александра Сергеевна? Каждая из сестёр пыталась переманить её на свою сторону, но Уленькина мать держала нейтралитет, хотя вообще-то дружила со старшей. Начитанная, некогда учившаяся в гимназии, любящая поговорить о «высоких материях» Валентина Потаповна и полуграмотная Александра Сергеевна прекрасно находили общий язык. Что же оставалось делать Веронике Потаповне, как не примкнуть к этому союзу? В результате лото, так популярное в наших краях, было вытеснено нехитрой карточной игрой — «девяткой». Это из-за Александры Сергеевны. Она неважно слышала, а какое же лото с плохим слухом?
Ещё одним результатом этой дружбы стала совместная поездка в Калинов. Прежде Александра Сергеевна понятия не имела о сём захолустном городке, да и потом никак не могла запомнить его немудрёное название (потому и не могла, что немудрёное) и, уже будучи в Калинове, спросила, посылая телеграмму Уленьке, как этот город называется. Приёмщица опешила. Никак не могла взять в толк, о каком городе ладит эта сухопарая старуха.
Порой мне кажется, что Александра Сергеевна ввязалась в путешествие по недоразумению. Слух подвёл. Калинов, Калинов… А ей, по–видимому, слышалось что-то иное, сызмальства знакомое, где она когда-то бывала, и решила на старости лет увидеть ещё разок. Или все равно ей было, куда ехать? Развеяться, посмотреть мир…
Так или иначе, но моим старикам крепко повезло, что рядом с ними оказалась здравомыслящая и спокойная, выносливая женщина, к тому же тугая на ухо. Последнее обстоятельство было особенно благоприятным. Сестры без конца ссорились и обращались, как к третейским судьям, к Дмитрию Филипповичу и Александре Сергеевне. Первый, лукаво закусив губу, водил туда–сюда хитрыми глазами — знаю, дескать, но не скажу, а вторая сочувственно кивала и той, и другой…