Добравшись до горы
Шрифт:
– Превосходно, отец! – подхватила будущая королева. – Однако перед тем как перейти в решительное контрнаступление, ты просто обязан привести себя в порядок и плотно позавтракать. Хорош полководец, который ведет армию в бой, не снимая затрапезного халата и не меняя подштанников…
Она понимала, это звучит грубовато, но рассчитывала на то, что сейчас ее отец видит себя не столько королем, сколько полководцем, которому не пристало являться перед своими воинами без роскошного мундира, не будучи тщательно выбритым и причесанным. И ее расчет оправдался. Оглядев себя, Иоахим Десятый нехотя
Принцесса улыбнулась и выскользнула из залы, где начинало разворачиваться генеральное сражение за то, чтобы привести монарха в человеческий вид. Сражение будет нелегким, будущая королева хорошо понимала это. Иоахим Десятый станет сопротивляться натиску людей, вооруженных зубными щетками и пилками для ногтей, притираниями и мазями, полотенцами и шелковыми рейтузами. Уж кем-кем, а побежденным король быть не собирался, хорошо понимая, сколь горька участь тех, кто сдается на милость победителя. В лучшем случае он выдержит бритье и причесывание и согласится надеть мундир почти на голое тело.
Покинув королевские покои, принцесса вернулась к себе. Здесь она при помощи личной служанки быстренько избавилась от церемониальных одежд и облачилась в простое домотканое платье, единственным украшением которого была причудливая вышивка. Отослав служанку, будущая королева взяла было книгу, которую читала вот уже несколько дней, но замысловатая мудрость древнего автора сегодня почему-то не лезла ей в голову. Перед глазами стояло лицо верховного старейшины, который смотрел на нее с такой безысходной печалью, словно она уже лежала на погребальном костре.
Что же с ней не так? Может, она смертельно больна, но не знает об этом? Тогда почему ей не скажут правды? Не малое дитя, чтобы скрывать… О чем это старина Рудгер собирается советоваться со звездами? Принцесса не любила сомнений и вопросов без ответа, а тем более тайн и умолчаний. Лучше выяснить все сразу, сколь ни была бы горька правда, жить с открытыми глазами, чем тешить себя сладкой ложью. Вот возьмет и вызовет к себе этого старого колдуна, который вздумал что-то утаивать от своей властительницы. Ну, будущей властительницы… Какая разница!
Нет, не вызовет. Сама к нему пойдет. Благо, королевский замок пронизан тайными ходами, будто сыр дырками. Принцесса знала их как свои пять пальцев и нередко пользовалась ими, когда хотела проскользнуть незамеченной в нужное ей место. Хоть в библиотеку за книжкой, не рекомендованной к прочтению девицам на выданье, хоть в фехтовальный зал, чтобы тайком потренироваться на деревянных болванах, хоть на кухню за сладким пирожком. Или вот – в гости к нужному человеку, эльфу или гному, у которого требуется что-нибудь срочно узнать.
Дверь, что вела из спальни принцессы в разветвленную систему тайных ходов, была замаскирована гобеленом с изображением сцены охоты короля Иоахима Четвертого, во время которой тот едва не подстрелил золотую лань. Будущая королева нажала на завиток оконной рамы, и часть гобелена приподнялась. За ним обнаружилась небольшая железная дверца, которую хорошо смазывал замковый механик, поэтому та отворилась бесшумно. Принцесса зажгла свечу и нырнула в темноту.
Глава третья. Слабая надежда
Из всех обширных покоев, что полагались верховному старейшине по статусу, волшебник Рудгер занимал крохотную келью, где, кроме небольшой лежанки, жесткого деревянного кресла и стола, за которым он работал, были только голые стены и камин. В нем жарко пылал огонь, хотя за стенами замка стоял знойный полдень. Волшебник кутался в темную мантию, расшитую потускневшими серебряными звездами, словно его до костей прохватывало подземной сыростью. Собственно говоря, дело было не в сырости, а в старости. Волшебник разменял уже третье столетие. Груз прожитых лет с каждым годом становился все тяжелее, и Рудгер мечтал о том времени, когда сможет передать наконец свои полномочия преемнику.
Он давно бы сделал это, но совесть не позволяла переложить государственные заботы на плечи другого, не сделав это бремя хоть чуточку легче. А легче оно не становилось. Некогда обширное королевство, словно волшебная шагреневая кожа, скукожилось до размеров удельного княжества. И не утрать некогда грозные соседи былую мощь, быть бы ему под иноземным игом. Другая беда, не менее тяжкая, охватила земли. Черное колдовство пропитало их. Одряхлели воинственные короли, до поры до времени впавшие в детство. Странствующие рыцари перестали искать подвигов во имя прекрасных дам, заперлись в своих замках, объедаясь и пьянствуя, обрастая жиром и многочисленным, жадным до наследства потомством.
А волшебники? Разве не превратились они в ярмарочных фокусников и мелочных собирателей диковин, вместо того чтобы проникать в темные тайны природы и распутывать хитросплетения злых чародейств? А разве сам он, волшебник Рудгер, не опустил руки перед мрачной силой, что держит за горло все королевство? Разве не пошел он ей на уступки, стремясь сохранить хотя бы то, что еще осталось? Опустил и пошел… И вот опять готовится совершить подлость ради того, чтобы все эти ремесленники и солдаты, добропорядочные обыватели и чиновники, крестьяне и менестрели – эльфы, гномы, гоблины, тролли, люди – могли по-прежнему трудиться, петь, растить хлеб, вести мирные житейские разговоры. Будь на то его воля, волшебник отдал бы за это свою старую, никчемную жизнь, но она-то как раз никому не нужна.
Была, правда, у верховного старейшины одна надежда, слабенькая, как мотылек, нестойкая, как язычок свечи на ветру. Она единственная согревала его зябкую душу, но Рудгер отказывался верить этой надежде. Когда-то, роясь в полуистлевших свитках в своей библиотеке, он наткнулся на туманное пророчество. В нем говорилось, что однажды земли накроет древний необоримый морок, одряхлеют могучие владыки, воины сменят мечи на хмельные кубки, а волшебники мудрость – на пустые напыщенные словеса, и только двое… К глубочайшему разочарованию верховного старейшины, на этом манускрипт обрывался – его объели мыши.