Добро Пожаловать В Ад
Шрифт:
— Вы здесь жили? — спросил он.
Старуха поднялась с колен, промокнула кончиком шали мокрые от слез дряблые щеки.
— Ничего не осталось… За что нам такая напасть?.. Чем Бога прогневили?
Якушев молчал, ответа на этот вопрос у него по-прежнему не было.
— Я всю жизнь в Грозном прожила… Мужа здесь схоронила. Куда мне теперь?..
Он развернулся и ушел, оставив ее наедине со своим горем, потому, что не мог хоть чем-то помочь, а главное, не знал, чем. На душе было гадко.
…
Но внизу не суетились пожарные расчеты, не бежала по асфальту ручьями вода из неплотно соединенных брезентовых рукавов, не хлестала напористые струи по объятым пламенем окнам. Дом горел, и никому не было до этого дела…
И вот этот поверженный танк на улице Мира, с бортовым номером «835». Вездесущие мальчишки, лазающие по его броне; малец, оседлавший некогда грозную пушку. Картина, вызывавшая в Якушеве ассоциацию с кадрами послевоенной хроники, где русские дети на только что освобожденной территории облюбовывали для игр брошенную в спешке врагом технику.
Так он подумал, и отогнал от себя эту мысль, уж очень откровенным получилось сравнение…
По проспекту пронеслась машина. Уже скрывшись за домами, притормозила и сдала назад. Из водительской двери Якушева окликнули:
— Эй, ты журналист?
— Да.
— Иди туда, — водитель махнул в сторону, откуда только что ехал. — «Градом [12] » людей побило. Иди, посмотри…
Он растолкал зевак, протискиваясь к смятому кузову «жигулей», захватывая видоискателем покореженное, в рваных пробоинах, железо, гнутые стойки и месиво из обшивки, металла и человеческой плоти. Специальных инструментов у людей не было, а потому извлечь изнутри убитого не могли.
12
«Град» — Установки залпового огня, состоящие на вооружении МО России.
Камера прошлась по гнутой, заклинившей дверце, крупным планом взяв подсыхающий на белой краске кровоподтек.
— Видишь, что творят?.. — возмущались позади, толкая Якушева и мешая ему работать.
Он выбрался из толпы, обходя изрывшие дорожное полотно воронки, приблизился к тротуару, где лежали убитые. Навел камеру на неловко подогнувшего колени мужчину — гражданского, если судить по одежде, чье лицо закрывала норковая формовка. Несколько тел валялись на дороге,
Тягуче стонала пожилая женщина. Рейтузы на коленях были разорваны, торчали перебитые кости и порванные сухожилия, хлестала кровь.
Загудел приближающийся грузовик. Ополченец в милицейской длиннополой шинели выбежал ему навстречу, замахал руками. Перетолковав с шофером, он откинул борт и вскарабкался в кузов.
— Тащите сюда убитых! — гаркнул оттуда собравшимся.
Трупы поднимали за руки, за ноги, несли к машине и, раскачав, забрасывали наверх, как мешки. Пачкаясь в крови, ополченец цеплял их за ворот, оттаскивал к кабине.
— А ты чего стоишь? — спросил Якушева мужик в кожаной куртке. — Давай этого…
Превозмогая брезгливость, Якушев взялся за обезглавленного чеченца, лежавшего в шаге от воронки. Стараясь не вдыхать мутящий запах, помог донести до грузовика. Передав тело ополченцу в шинели, отошел за машину, справляясь с приступом тошноты.
— А старуху забыли? — крикнули из кузова.
— Да она русская!..
— Пусть Ельцину скажет спасибо…
— Несите сюда!
Ему подчинились, и женщину переложили в машину. Ополченец вскользь оглядел ее раны, стащил с приклада жгут и охотничьим ножом перерезал пополам. Обрезками крепко перетянул ноги выше колен.
Спрыгнув на асфальт, поднял борт, набросил на крючья цепь.
— Поедешь с ними, — приказным тоном сказал он Якушеву.
Тот подчинился и полез в кабину.
Городская больница была в пятнадцати минутах езды. Подрулив к крыльцу, шофер выключил двигатель и посмотрел на Якушева.
— Ищи санитаров. Пусть забирают трупы.
Он вошел в дверь, где висела табличка «Приемный покой». На расставленных вдоль стен стульях сидели четверо пациентов.
— Я убитых привез, — обращаясь сразу ко всем, сказал Якушев. — Не знаете, куда…
— С торца вход в морг, — ответил ему рыжебородый мужчина, чья левая рука покоилась на перевязи.
Еще у входа он почувствовал специфический запах разложения. Якушев достал носовой платок, закрыл им нос и спустился в подвальное помещение. Внизу зловоние усиливалось, платок уже не помогал.
Он попал в отделанную кафелем каморку, где стояли у стены носилки с расплывшимся на матерчатом ложе пятном. Тошнота подкатила к горлу.
— Чего тебе? — вышел из закутка санитар, который с запахом, видимо, уже свыкся.
Он, как ни в чем не бывало, дымил папиросой, с усмешкой глядя на бледного лицом Якушева.
— Я трупы доставил.
— Ну так тащи их сюда. Думаешь, они мне нужны? Все завалено жмуриками, девать некуда. Света нет, холодильники не работают…