Добыча
Шрифт:
— Я пробовала, поверь мне. Но не могла же я забраться на крышу и петь. Слова не соответствуют местным понятиям, старейшины бы этого так не оставили. Нет, мне надо было дождаться удобного времени.
— Сегодня.
— Не лучший вариант, учитывая, насколько все на взводе из-за событий на станции. Но, учитывая, что завтра ты едешь в Цивилизацию, у меня не было выбора.
Я смотрю на луг. Двое мужчин склонились над землей, изучая следы. Они направляются к стене.
— Быстрее, — тороплю я. — Расскажи мне все.
Она делает глубокий вдох:
— Миссию построили много десятилетий назад.
— Давай самое важное. Представим, что мы уже пять минут говорим. Скажи, что тут происходит.
Она качает головой:
— Все не так просто. Мне надо рассказать тебе о…
Я нервно выдыхаю:
— Быстрее. Пожалуйста.
Она вздыхает:
— Скажи, что ты уже знаешь, начнем с этого.
— Мой отец стал тут затворником, — поспешно говорю я. — Он, судя по всему, бредил лекарством для закатников — Источником. В итоге его пришлось поселить в тот домик, где ты нас нашла. Там он покончил с собой.
Она не отвечает, глядя вниз на приближающиеся фигуры, а потом хватает за руки, ведет в комнату в башне и закрывает дверь. Все заливает чернотой. Я слышу треск ломающегося пластика, еще раз. Комнату освещает зеленое сияние.
— Значительная часть того, что ты сейчас сказал, — правда, — говорит Клэр, протягивая мне химический фонарь. — Твоему отцу оказалось трудно заново вписаться в общество Миссии. Он говорил, что все изменилось в худшую сторону, обвинял Крагмэна в том, что тот устроил… — она вспоминает слово, — «тоталитарную диктатуру». Старейшины не знали, что с ним делать. Одни думали, что он, как рак, для морали деревни, и хотели отправить его в Цивилизацию. Другие считали, что он еще представляет ценность и может однажды пригодиться. Так что они пришли к компромиссу. Он мог остаться, но не в самой деревне. Они позволили ему остаться в лесном домике.
— Одному?
Она кивает.
— Они сделали меня посыльной. Я приходила к нему два раза в неделю с лекарствами и продуктами. Поэтому мне и не стали бинтовать ноги, позволив им вырасти, как у мужчины, чтобы я могла пройти много миль, подняться по тросу. Сначала я ненавидела эту задачу, в основном из-за того, что ноги у меня выросли такими большими и уродливыми. Остальные девушки дразнили меня безжалостно. Ноги-как-у-мужика, ноги-как-у-мужика, — она кривится. — Однако затем мне понравилось это одиночество в походе. А потом и его компания. Сначала он предлагал мне только стакан воды. Потом что-нибудь перекусить. В конце концов мы стали обедать вместе. За несколько месяцев мы достаточно сблизились. Он рассказывал мне о жене, о детях. О тебе. О своей работе…
— Что он говорил? — мой голос раздается неожиданно громко.
— Что?
— Обо мне, что он говорил обо мне? — слова неуклюже срываются с моего языка, опережая друг друга, как бревна, катящиеся вниз.
— Что ты когда-нибудь сюда придешь. Он был уверен в этом.
Я переминаюсь с ноги на ногу:
— А еще что-нибудь?
Она раздраженно поднимает руку:
— Перестань перебивать! Мне надо рассказать все по порядку, а то я забуду что-нибудь важное.
— Нет. Перейди к этому. Скажи, что он говорил обо мне.
Она набирает полные легкие воздуха:
— Ну ладно.
Снаружи слышатся голоса. Все еще довольно далеко, но они приближаются.
— Он сказал, что у тебя есть какая-то миссия. Определенная судьба.
— У меня?
— Что у тебя есть предназначение, призвание. Что твоя жизнь значит больше, чем ты можешь себе представить. — Она опускает капюшон. — Почему ты так на меня смотришь?
— Я не понимаю, о чем ты. Отец никогда не говорил мне ничего подобного. Что за миссия?
— Я должна постепенно тебя к этому подготовить.
— В последнее время приходится обходиться без подготовки.
Она делает шаг ко мне, смотрит прямо в глаза:
— Не удивляйся и не пугайся того, что я сейчас тебе скажу.
— Так в чем моя миссия, Клэр?
— Ты не должен садиться в этот поезд, Джин, — она сверлит меня взглядом. — Ни завтра, ни послезавтра. Никогда. Ты должен отправиться в другое место.
Я пытаюсь понять хоть что-то по ее лицу:
— Что? Куда?
— К твоему отцу, Джин. Он жив.
34
Ее слова ударяют меня, как оплеуха. Колени подгибаются.
— Он жив? Где он? — слышу я свой голос. Мои собственные слова, теряющиеся в водовороте мыслей, как будто произносит кто-то другой в сотне миль от меня.
Она готовится что-то сказать, но потом качает головой.
— Нет времени, — тихо произносит она, как будто говорит сама с собой. — Иди сюда. — Она проходит к другой стороне комнаты, отодвигает в сторону несколько пустых коробок и ящиков, открывая небольшую дверцу.
— Не может быть, — заикаюсь я. — Только не говори, что он там.
— Разумеется, нет, — отвечает она, — не говори глупостей. — Она открывает дверь.
Спустя мгновение я слышу хруст пластика и комнату освещает зеленый свет. Я вижу длинный коридор, дальний конец его теряется в темноте. На стенах, как огромные приколотые булавками бабочки, висят большие устройства, похожие на воздушных змеев-переростков с большими крыльями.
— Мы в стене, — говорит Клэр.
— Что это?
— Это называется дельтаплан.
Я касаюсь ткани на крыле ближайшего дельтаплана. Это синтетический пластиковый материал.
— Вначале, — говорит Клэр, — когда Миссия относилась к своим обязанностям заставы серьезно, люди вылетали на дельтапланах для изучения окрестностей. Всегда под прикрытием дневного света. Они присматривали за закатниками. Проверяли, остаются ли те в городе, не пытаются ли исследовать пустыню или путешествовать по ней.