Дочь княжеская. Книга 4
Шрифт:
— Я бы тоже, — сказала она. — Но, наверное, говорить придётся всё-таки словами.
сЧай поморщился, будто съел что-то кислое.
— Я принёс тебе подарок, ша доми, — решил он сменить тему.
— Подарок?
— Да.
Он встал, прошёл к двери, взял в руки длинный узкий свёрток, прислонённый к стене. Внутри, под серой упаковочной бумагой, оказалась трость светлого дерева. Хрийз издалека почувствовала заключённую в ней магию Света…
— Работа
Хрийз осторожно приняла подарок. Рука ощутила упругую гладкость инициированной Светом древесины. Этот тёплый солнечный толчок… трость приняла свою хозяйку.
Девушка встала, стиснула зубы, преодолевая вспышку уже привычной боли. Рука удобно легла на трость, и стоять с подарком сЧая оказалось намного легче, чем без него.
— Спасибо! — прошептала Хрийз, еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться снова.
Глаза на мокром месте, куда годится! Но что ты сделаешь, если о тебе вот так заботятся! Причём тот, чья помощь неоценима.
— Я знаю, каково это, лежать неподвижным бревном и плевать в потолок от дикой скуки, — пояснил сЧай. — Раны иногда не оставляют иного выбора. Но ты пошла на поправку, это видно. Тебе действительно нужно больше двигаться. Стоит пожалеть себя, улечься и начать стонать, и всё, рисуй пропало. По себе знаю. Движение — это жизнь. Живи, ша доми. Живи!
Через несколько дней Хрийз впервые выбралась за пределы комнаты сама. Долго стояла у лестницы, набираясь духу, затем зажала трость под мышкой и пошла вниз, цепляясь пальцами за перила. Лилар хотела помочь, но девушка коротко отказалась:
— Сама.
Самой хватило добрести аж до галереи. Да. Стоит только заболеть, серьёзно заболеть, и сразу резко начинаешь ценить то, что раньше давалось с такой лёгкостью, что даже в голову не приходило ценить это. Ценить — здоровье. Возможности молодого крепкого тела. Способность спуститься по лестнице и пройти сто шагов, не задыхаясь от слабости и боли.
Галерея мостиком выгнулась над ущельем, по склонам которого ещё лежал снег, особенно густой и нетронутый теплом в тенях от скал, больших валунов и каменных опор. Речка глубоко внизу резво прыгала по порогам узкой тёмно-синей лентой. А над морем угасала коричнево-алая заря. День, конечно, прибавился, но ещё не настолько.
В галерее обнаружился ещё один человек, по ауре, насыщенной нестерпимым Светом, Хрийз узнала аль-нданну Весну. Та смотрела на море с такой отчаянной тоской, что не заметила появления княжны. Там, на северо-западе, за Узорчатыми Островами, поднимались над океаном неприступные вершины Небесного края, там, сред скал, в славном городе Белодаре стоял храм- Вершина Света с осколком души несчастной дочери аль-нданны.
Страшная жуть, стоит только хоть немного задуматься над нею. Выносить, родить ребёнка, растить четырнадцать лет и всё для того, чтобы принести в жертву, обеспечить уход бунтующему краю от центральной власти Накеормая. В Третерумке детские жертвоприношения были нормой, но в массе своей касались лишь простонародья, на которое знать поплёвывала: нижний люд разводили, как породистых животных, нарочно для этого. Это было ужасно, это было кошмарно, но почему-то обычаи Третерумка было проще вместить в сознание, чем поступок аль-нданны. Может быть оттого, что третичей из-за их образа жизни легко было не считать людьми. Аль-нданну же Весну вычеркнуть из рода человеческого не удавалось.
Потому что Хрийз видела её боль, понимала её отчаяние и принимала раскаяние. Ей очень хотелось помочь, но как, кто бы знал. Одна часть разорванной души дочери аль-нданны хранилась в Храме Белодара, вторая осталась в материнском мире, но куда отнесло третью? Где найти её, как вернуть, и, самое главное, как собрать воедино, не навредив. Вот же задачка!
— Ваша светлость…
Хрийз отмахнулась от официального приветствия. Она смотрела в лицо аль-нданны, и видела, насколько та изменилась за прошедшие четыре года. Осунулась, высохла. Постарела.
— Почему? — спросила у неё Хрийз.
Аль-нданна вздохнула, не выдерживая взгляда княжны. Опустила голову, трудно выговорила:
— Так было надо.
— Вы уверены, что надо было именно так? — спросила Хрийз. — Через втаптывание в грязь вашего имени. Через казнь невиновного!
— Я виновна, — прошелестел тихий ответ.
Ой… Хрийз хватило ума понять, что Весна говорит о совсем другой вине. Вине перед собственной дочерью. Последней княжне Сиреневого Берега горянка ничего плохого не сделала и делать не собиралась.
— Чтобы найти душу жертвы и искупить причинённое зло, — продолжала объяснять аль-нданна, — необходимы три вещи. Ритуальная казнь, выводящая на ту же тропу, по которой ушла душа погубленного. Искреннее раскаяние ту душу погубившего. И те, кто добровольно возьмёт на себя бремя палача. Я… я потребовала от Сихар вернуть мне долг. Так получилось, что мы за прошлые годы мы не раз спасали друг другу жизнь. Она мне — двенадцать раз. Я ей — тринадцать…
О боже! Хрийз прижала к щекам ладошки. Конечно, все знали, что Сихар Весну не любит и ненавидит, все поверили. Все знали, догадывались, понимали, что предстоящая казнь — сведение счётов, но понимали так же и то, что выплеск Силы после смерти невинного вольётся в магический фон города и укрепит незримую броню против лезущей изо всех щелей нежити. Поэтому все и молчали. Всех касалось. У всех были дети, всем хотелось хоть ненадолго вздохнуть спокойно.
До человеческих жертвоприношений, поняла Хрийз, не дошло только потому, что княжна — я, чёрт возьми, я, Хрийзтема-младшая! — вернулась вовремя. Стабилизирующий центр в виде правителя, пусть юного и неопытного, пусть — серьёзно больного, и мага Жизни к тому же, — приостановил распад.
Как разобраться? Когда всё вокруг не то, чем кажется. И чем дальше, тем больше. Хрийз невзлюбила Сихар, почти возненавидела её, а оказалось — напрасно.
«Лучше бы я продолжала улицы мести», — обречённо подумала Хрийз в который уже раз.