Дочь княжеская. Книга 4
Шрифт:
— А вы продолжайте богатыршу из себя строить, ваша светлость, — сердито ответила Сихар, — я тогда совершенно точно скажу, когда: никогда.
Хрийз вцепилась пальцами в край стола, пережидая приступ ярости. Как она смеет! Как смеет… разговаривать… так! Выдохнула, медленно, пряча руки под стол, чтобы никто не мог увидеть противную дрожь в пальцах. Выдохнула еще раз. Потом сказала, тихо, намеренно понижая голос, — она заметила, что когда говорит тихо, то контролировать себя получается лучше:
— Я не буду лежать бревном, почтенная Сихар. Вам придётся учитывать это в своём лечении. Так когда, как вы думаете, мне будет можно разговаривать с послами Потерянных Земель без риска свалиться без чувств у них на глазах? Через двадцать дней? Тридцать? Сорок?
— Сто, наверное, — серьёзно ответила Сихар. — И то — без гарантии.
— Двадцать, — отрезала Хрийз. — Двадцать, и ни днём больше.
— Тогда вам придётся заснуть на эти двадцать дней, — предупредила Сихар. — Полностью!
— Нет!
Сон — всё равно, что маленькая смерть. Хрийз с некоторых пор стала бояться засыпать по вечерам: вот так уйдёшь в забвение, а потом не проснёшься. А тут на двадцать дней предлагают… нет, ни за что.
— Похвальное упрямство, — с усмешкой выговорил Ярой Двахмир, впервые подав голос с самого начала совета. — После того, как окончательно загоните себя за Грань, ваша светлость, Потерянные Земли дадут вам почётный орден. Посмертно.
И снова сквозь тело прошла волна. Как будто подали ток высокого напряжения. Хрийз посмотрела на правителя Двестиполья и смотрела до тех пор, пока он не отвёл взгляда.
— Они, — заявила девушка, — не дождутся. Пусть присылают послов — через двадцать дней они будут услышаны. На сегодня всё.
Хрийз боялась расписаться перед всеми в собственной физической немощи: она не была уверена, что ей удастся встать с места и не повалиться на пол в глубоком обмороке. Девушка думала, что посидит какое-то время, потом потихоньку уйдёт сама. Не без помощи верной Лилар, но сама. Однако ей не дали такой возможности.
Сначала она ощутила на волосах руку сЧая… Не выдержала, подалась к нему, прижалась к его тёплой ладони щекой. Его сила, сила высшего мага, пролилась на душу исцеляющим бальзамом: сразу плечи расправились, в голове прояснилось, легче стало дышать.
— Что же ты творишь с собою, ша доми? — с мягкой укоризной спросил сЧай. — Куда эта дикая спешка? Издевательства над бедным телом, едва принявшим обратно душу. Права Сихар, тебе бы отлежаться…
— Я боюсь, — тихо, отчаянно призналась Хрийз.
— Что однажды можешь не проснуться?
Хрийз вскинула голову, всматриваясь в лицо сЧая. Откуда он знает?!
— Откуда…
— Тоже боялся в своё время, — усмехнулся он. — И до сих пор иногда нет-нет, да мелькнёт. Но это самая лёгкая смерть, поверь. Когда ты просто засыпаешь, и оказываешься на Грани, а дальше совершается Уход — спокойно, без суеты, шума и боли… Даже неумерший не нужен. Жуткие они всё-таки типы… особенно при исполнении…
— Я не хочу уходить, — прошептала Хрийз, прижимаясь к сЧаю сильнее. — Не хочу!
— Не хочешь — так, значит, и не уйдёшь, — уверенно заявил сЧай.
— Правда? То есть, вот так просто — не захочу и… и… и всё?! Будет, как я захочу?!
— Ты — стихийный маг-хранитель мира, — кивнул сЧай. — Вы не уходите просто так.
— А в Алой Цитадели…
— В Алой Цитадели, — сказала Сихар, аккуратно беря девушку за руку, чтобы определить пульс, — вы полезли в драку, ваша светлость. И потеряли достаточно, чтобы вас вынесло за Грань. После такого вообще-то не возвращаются…
— А я вернулась, — тихо ответила Хрийз, — с довеском. Я всё думаю, куда Рахсим делся. Он мог податься к родственникам? Может, у них было заготовлено для него тело?
— Все Рахсимы — не подарки, — убеждённо сказал сЧай. — Но братца своего терпеть не могут даже они. Они его боялись… раньше. И ненавидели. Эрм рассказывал, что когда маг лезет в подножие Опоры, у него не остаётся в душе ничего святого. Если семья продолжает рассчитывать на него, как на доброго сына, брата, мужа, — то горе такой семье. В производстве этих поганых артефактов больше всего ценится родственная кровь; проходит всего несколько лет, и в семье не остаётся ни одного ребёнка старше порога совершеннолетия, а потом и самой семье наступает конец. Рахсимы избежали такой участи потому, что сразу оборвали родство с талантливым магом-братцем, собрались и ушли в другой мир. Долгое время не пересекались, встретились уже здесь, в нашем мире. Я не думаю, что у них было для Даррегаша Рахсима заготовлено тело. Скорее, он вселился в кого-нибудь из семьи против его воли. А те пока ещё не знают. Или знают… пёс их разберёшь.
— Тогда тем более надо встретить послов, — сказала Хрийз. — Посмотреть на их души, всё ли с ними в порядке… Вот только как…
— Истинный взор, — тихо подсказала Сихар.
— Что?
— Помните, я говорила вам об Истинном взоре? Вы им владеете, ваша светлость.
— Я не… — Хрийз потёрла лицо ладонями. — Я не знаю, откуда он у меня! И никогда не пользовалась — сознательно. И…
— Книжки умные почитаешь, — предложил сЧай. — Ты будешь лежать в постели и читать книги, мы тебе подберём, чтоб на все двадцать дней хватило. А по замку ты бродить не будешь. Успеешь ещё.
— Хорошая идея, — одобрила Сихар. — Мне нравится.
Ещё бы ей не понравилось! Заточила всё-таки. Замуровала. Но книги действительно стоило почитать…
Мила пришла под утро. Забралась под одеялом, прижалась холодным боком, обняла. Хрийз спросонья не сразу сообразила, в чём дело. Показалось, будто ошпарило кипятком.
— Давай играть, — невинно предложила Мила, сверкая глазёнками из-под одеяла.
Пахло от неё… Ну, ещё может пахнуть от того, кто перед этим попил кровушки от души, естественно, не помылся, а где-то ещё лазил, цепляя на себя грязь и колючие репьи… Мила так и будет являться, когда ей вздумается, поняла Хрийз.
— Но ты помнишь, во что играем? — спросила девушка, отбирая у маленькой неумершей две гнилые кости и отшвыривая их в угол.
— В бабушку и внучку! — с готовностью воскликнула Мила.
— Ага. Точно. А что делают бабушки с чумазыми внучками, которые лезут в постель с грязными ногами?
— Стегают крапивой? — наморщила носик Мила.
— Крапива, — это не помешало бы, — солидно покивала Хрийз. — Но непедагогично. Ты ведь снова не помоешь руки после еды.