Дочь княжеская. Книга 4
Шрифт:
— Ты слишком наивна и слишком добра, ша доми, — угрюмо высказался сЧай. — Нет ублюдку ни упокоения, ни прощения!
— У нас за покушение на правящую персону публично отрубают голову, — проинформировала аль-нданна Весна. — После предварительного усекновения конечностей. Неприятная, грязная и недостойная смерть.
— Выпустить твари кишки, — пробормотала Сихар.
Сверху упал с диким криком Яшка. Хрийз подала ему руку. Сил не хватило бы удержать тяжёлую птицу даже и на пару минут, но Яшка всегда чувствовал момент и просто касался руки лапами, обозначая посадку. Но в этот фамильяр приземлился на столешницу и раскрыл громадные крылья, заслоняя собой хозяйку. Дикий птичий вопль эхом отдался в углах и тонким, на пределе слуха, дребезжанием в окнах.
— В таком случае, — тихо, с бешеной ненавистью выговорила Хрийз, — кишки придётся выпускать самой себе. Да! — повысила она голос, перекрывая поднявшийся ропот. — Да, Сихар Црнаяш, я обвиняю — вас! Именно у вас — был неограниченный доступ, и именно вы не ладили с моей сестрой, даже больше скажу, её ненавидели! А теперь перед вами её тело. И это вы настаивали на погребальном костре. И это вы с радостью согласились казнить аль-нданну Весну. И это полностью вопреки вашему так называемому лечению я встала на ноги! Именно вас не любит мой фамильяр.
Сихар выпрямилась, складывая на груди руки. Хрийз с болезненной мстительностью отметила, что женщине очень не понравились такие страшные по сути своей слова. А как она хотела? Обвинять и приговаривать к казни невинных — легко. На себя примерить — трудно.
— Я этого не делала, — ровно сказала Сихар. — Что до лечения, за свою самодеятельность вы ещё расплатитесь, ваша светлость. На погребальном костре повторю всё то же самое: ваше «вопреки» на самом деле — отсроченная гибель.
— Не уходите в сторону от вопроса! — крикнула Хрийз. — Это вы убивали Милу и хотели убить меня.
— Нет, — ровно возразила Сихар. — Ошибаетесь, ваша светлость. Не я.
— Но мою сестру вы не любили!
— Не любила, — признала Сихар. — Но вплетать Смерть в защитный флер… инициировать узконаправленный выброс стихии… сети творить душегубительные… извините, ваша светлость. Не моё. Да и как, по-вашему, поймала бы я Милу Трувчог? Целых два раза. Она намного сильнее меня!
— А я вам не верю! — бешено выкрикнула Хрийз.
— В любом случае, — сказала Сихар сдержанно, — я требую справедливого суда! Обвинять на основании «мне чтo-то показалось» — не лучший метод, ваша светлость. Далеко с ним уйдёте. Надолго.
— Она права, — уронил слово Славутич.
Он встал, и разговоры все смолкли. Сейчас от имперского посланника исходила такая мощь, такая неодолимая сила, что спорить или просто привлекать особое его внимание не захотелось никому.
— Сихар Црнаяш, вы признаёте себя виновной?
— Нет! — отрезала она.
— А вы, Хрийзтема Браниславна, продолжаете настаивать на обвинении?
— Да, — выплюнула Хрийз, её трясло от гнева, ярости и острого желания стереть с лица Сихар её невозмутимую улыбочку.
Как она смеет! И хватает же совести…
— Полагаю, вам необходимо сейчас уйти в свои комнаты, госпожа Црнаяш, — сказал Славутич. — И не покидать их до суда.
— Она сбежит! — возмутилась Хрийз.
— Пусть виноватые сбегают! — возразила Сихар. — Я — не виновна!
— Это будет доказано или опровергнуто судом, — заявил Славутич.
— Вот оно как бывает в жизни, — с горечью сказала Сихар. — Лечишь их, тащишь их c Грани, а в ответ — «благодарность» в виде неправедного обвинения.
— Сихар, прошу вас, — сказал Славутич. — Закон и порядок.
— Молчу, — ответила целительница сухо.
Сидела очень ровно и прямо, раненая гордость. Хрийз на мгновение с ужасом усомнилась в собственной правоте. Что, если она и вправду обвинила невиновного?! Сихар накажут… казнят, скорее всего… а настоящий злодей выждет время, потом ударит, причём именно тогда, когда никто даже не подумает ожидать удара…
Коленки подогнулись от накатившей слабости, так что пришлось сесть, положить руки на стол и несколько позорных минут отчаянно удерживать сознание на грани полной его потери. Было обидно, больно, бешено, а в глубине души… Там, на самом дне её, билась, как умирающее сердце, надежда, что, может быть, это всё-таки не Сихар…
Потом было мутно и тягостно: спальню Хрийз осматривали, сканировали магический фон, сам же Славутич и сканировал, в присутствии остальных, и это был такой позор, что Хрийз не знала, куда деваться — посторонние в её спальне! Милу трогать она не позволила. Села рядом, смотрела волком.
Маленькая неумершая спала всё так же, безмятежно и ровно. Если и снилось ей что-либо, понять по ней этого было нельзя. Хрийз не позволила её разбудить, но Славутич, впрочем, признал, что идея так себе. Трогать неумершего во сне — себе дороже, Хрийз Мила еще терпела, а что с остальными сотворит, никто не брался даже гадать. Её ощутимо боялись даже спящую, Хрийз чувствовала это.
Но вот ведь, кто-то не побоялся силой надеть на неё это проклятое платье! Знала бы, не вязала бы его.
Сияющий свет передвинулся от запада через север к востоку. Лёгкие перистые облака наливались коричневато-алым золотом — начинался рассвет. Хрийз присела на лавочку, долго смотрела в горизонт с лютой тоской: закончится это всё когда-нибудь или нет?! Скорей бы уже вернулся отец и забрал обратно всю эту власть и все эти решения, да и ответственность эту вместе с магическим даром тоже. Устала. Так устала, что не описать словами. Сколько можно уже барахтаться в болотной воде, тянуться к свету, к воздуху и, вместо спасения, получать палкой по голове снова и снова. Зря вернулась. Надо было так и бродить призраком по Геленджику, пока не развеяло бы окончательно.