Дочь мэра
Шрифт:
Толкает прямо на край, вынуждая рвано дышать и терять себя в ощущениях. С трудом приоткрыв глаза, я вижу накаченную спину, двигающуюся волнообразными движениями. А затем я разлетаюсь на мельчащие осколочки. Внутри что-то лопается, и я стону, обессиленно приземляясь на кровать плашмя.
Пальцы начинают дрожать. Будто бы судороги по телу проносятся. Меня подносит высоко-высоко. Взрыв и яркие точки перед глазами.
— Ну с почином. Очень красиво. Вот теперь можно, — шепчет Богдан, накрывая меня своим телом. Рывком горячий член вторгается меня и секундная боль, описать которую я не смогу, она просто в каждой клеточке тела, захватывает тело, а затем все стихает. Яркая вспышка боли превращается в полыхающее пламя наслаждения.
Изнутри меня всю растягивает, а затем Богдан целует в губы, замирая в одной точке. Мы занимаемся с ним любовью. Прямо сейчас. Обхватываю голову парня и мягко вожу пальцами по выступающей щетине. Мурашки по коже не отпускают. Боль плавно сходит на нет, и я прижимаюсь лицом к человеку, в которого влюбилась как девчонка.
Словно чувствуя перемену в моем настроении, он начинает двигаться сначала медленно, но вскоре срывается на бешеный ритм, отчего я успеваю только иногда выхватывать глотки воздуха.
Ладони упираются в ягодицы и поддевают меня снизу. Движения в бешеном ритме, он просто сильнее и глубже впивается в меня, покусывая шею и следом зализывая невидимые раны.
Рывок и теперь я сверху. Член внутри пульсирует, я упираюсь ладошками в ладони Богдана и чисто интуитивно двигаюсь как умею.
— Восьмеркой, будет удобнее, черт… — показывает, как надо. И правда, так проще, но так и глубже. Всепоглощающее чувство наслаждение срывает меня с высоты. В этом парении я будто бы возношусь до небес.
Богдан приподнимается и целует грудь, пока я неумело и так по-наивному очень хочу верить, что смотрюсь для него не совсем уж бездарно. Хотя это и неважно. Важно то, как он на меня смотрит…
Грудь настолько чувствительна, что любое касание к ней равно ударам тока в двести двадцать вольт.
Богдан направляет меня, не выпуская из своих объятий, сильнее, глубже, до искр перед глазами. Мне кажется, мы получаем вишенку на тортике одновременно, разрываясь импульсами оргазма в объятиях друг друга.
Но я так и продолжаю сидеть верхом, обнимая Богдана крепко-крепко, как и он меня. Губами упираюсь в его влажную кожу и позволяю себе провести по ней еще и языком.
Это безумие, но я теперь зависима.
Глава 43
Щенки и котята иногда от радости ссутся. Мне кажется, я сейчас они. Меня плющит и размазывает от наслаждения. И если Яночка после всего того, что мы творили и вытворяли, обессиленно укладывается спать у меня на груди, то я, как мне кажется, вообще не сплю. Может это пограничное состояние, может вообще полное бодрствование…
Смотрю, нюхаю и трогаю, лыблюсь — да, рисую в себе в голове все то, что еще запланировано у меня прямо сейчас — тоже.
Ее запах плотно окутывает меня, и я снова и снова осторожно ныряю лицом в разлетевшийся взрыв на макаронной фабрике, втягивая в себя аромат, на который давно подсел. Ладонями вожу по манящему телу и даже не собираюсь отпускать. Хрен там валялся, в планы у меня входит только сканировать каждый миллиметр ладонями и воспроизводиться в мозгах, чтобы потом…когда буду на сборах или на заданиях, вернее, в перерывах от работы, смог бы довольствоваться хоум-видео в башке.
Не понимаю эти нюдсы, мне по факту сложно, если Яночка скинет мне себя в тел. А если кто увидит? Что попадает в инет, остается там навсегда, это я уже просек. Нет. Остается только снимать все на памятную пленку в башке и обтекать потом в душе после тяжелого дня.
А то каждому глаза ведь не выколешь. Эх. Радует, что только я видел ее голой. И увижу голой тоже.
Я так готовлюсь, как будто и правда скоро на работу выхожу. Вообще-то да, судя по графику, я там буду буквально через считанные дни. А дальше сборы и по кругу. То есть я опять буду где-то вне дома, а значит и вне поля досягаемости от моей Яночки.
У нее ведь тоже учеба и что делать? От отчаяния сжимаю руки в кулаки, и Яна дергается на это движение. Мысленно отвешиваю себе оплеуху и разглаживаю ладонь по бархатистой коже.
Как же приятно. Но языком мне понравилось больше.
Так вот. Сборы и вынужденные отлучки.
Бесит аж трусит, с какого хера мне теперь страдать надо? Нет, не хочу и не буду…Тут выход только один, и я буду бежать к нему с разбегу, даже если хлобыснусь башкой в лобовом столкновении. Это же Облачко. Тут и в лепешку не страшно размазаться.
И, конечно, как псих еще проверяю, нет ли у Кудряшки рек крови. Осторожно и стараюсь очень нежно провести по бедрам, но ничего такого не замечаю. Если и была, то немного.
ААА. А это не смотрится так, как будто я поехал крышей и подтек окончательно? Думаю, смотрится.
Черт его знает, с чего я решил, что они должны быть, реки эти. Просто потому что у моей первой девочки, которая сделала из меня мужика, все было слишком серьезно. Весь процесс был потерян, о наслаждении говорить также не приходилось. Ох уж эти эксперименты в возрасте, когда сначала просыпается твой зам, а потом ты.
По Яне не скажешь, что ей было слишком больно, но и я ведь тоже увидел грудь, тело, коснулся губ и пропал вообще. Клиент готов, что называется. Наверное, обошелся как животное. Рассматриваю руки и замечаю на них красноватые пятнышки. Бля, ну это не синяки же? Как? Я же только целовал…вроде.
Чуть от этой красоты не ослеп. Хотя я вообще боялся Яну и тронуть, так откуда же отметины? Все руку на пульсе держал, на случай если передумает, но мысленно уже уверился — передумает, стану Сюмбюлем-ага, ведь мой член просто отпадет от перевозбуждения или взорвется от прилива крови.