Дочь реки
Шрифт:
— Все, полегчало, — она улыбнулась любимому, выпрямляясь.
Но еще вздохнула глубоко несколько раз, чтобы последнюю дурноту унять. Заструился по горлу запах лесной, свежий: травы, только что смятой, нагретых теплом Дажьбожьего ока кисточек мятлика. И березовых сережек, что свисали низко, почти касаясь головы.
— Теперь говори, хитрая Лисица, что с тобой? — серьезно оборвал ее притворное веселье Рарог. — С места этого не двинемся, пока не объяснишь.
И взгляд его потемнел малость, погасли янтарные переливы — застыла угроза, поднявшись будто бы из самой черной глубины бездонных зрачков. Как будто он догадался уже, но пока не знал, радоваться тому или печалиться. Да и можно его понять: вряд ли счастлив он был бы узнать, что ребенок не его, а князя. Благо Гроза была уверена.
— Я тяжела, Измир, — она совсем села в траву и прислонилась к белому стволу. — Уж больше луны как.
Он задумался на миг, опустив голову, а после вновь взглянул исподлобья. И его лицо чуть разгладилось, а глаза знакомой ореховой теплотой подернулись. Отпустила тревога и невольная подозрительность. Уж неведомо какой волей, но он сразу поверил, не дав сомнениям разрушить благостные мысли.
— Долго молчать собиралась? Что моего ребенка носишь…
Он подался вперед, уверенно сгребая Грозу за талию и прижимая к себе — пылко, но осторожно. Она даже разобиделась чуть: теперь будет с ней, как с хрупким куриным яйцом носиться.
— Хотела уж сказать, как доберемся. Чтобы ты не тревожился, — задышала она часто в его ставшие такими близкими губы. — Да тело меня скорее выдало.
И все позабылось вмиг, как Рарог поцеловал ее, придерживая под затылок, напирая помалу и размыкая губы ее языком. Что случилось: отчего закрутило так вмиг, проснулось желание отяжелелое, набухшее за все дни эти, что невольно она сторонилась любимого. Все казалось, не до того. А сейчас колотило ее мелкой дрожью от горячего томления.
— До Порогов сможешь доехать? Со мной в седле.
Она закивала рьяно, ловя его губы, не в силах остановиться уже.
— Смогу. Только там чуть отдохнем, и дальше надо ехать.
Зашарила руками по его плечам и шее, равязывая ворот. Рвала его в стороны, жадно запуская пальцы под ткань. Хоть немного ощутить тепло и гладкость кожи — иначе с ума сойдет. Словно вскрылась река из-подо льда по весне — и понеслась буйным потоком по телу, ластясь к единственному берегу, что был ей нужен. Лаская его и оглаживая. Рарог задышал глубоко и жарко, безоглядно сминая губы ее своими.
— Лисица, ты что делаешь? — а сам грудь ноющую, набухшую сжал пальцами — и Гроза застонала в голос, откидывая голову назад: так остро отозвалось все внутри.
— Едем, Измир, — оттолкнула его, слегка заваливаясь в траву от той силы, что вложила в движение — иначе никак не оторваться от него. Самой страшно.
Они поднялись из травы, отводя друг от друга взгляды: словно обоих вдруг смущение взяло после порыва такого, который разум смял в одно мгновение. Лошади спокойно пощипывали травку в стороне, но головы вскинули, заслышав шаги. Все вещи на небольшого мерина Грозы сгрузили, а сами поднялись в седло второго. Уверенно легла рука Рарога на талию, прошлась твердая ладонь по животу, поглаживая. И он задумался как будто на несколько мгновений, замерев, и вдруг коснулся губами изгиба шеи.
— Мягко поедем, Гроза, — шепнул на ушко. — Потерпи. Уже недолго.
Тронул бока мерина пятками — и тот легкой рысью вынес их на тропу. И так хорошо было в руках любимого, словно отступила вся немочь, следа не осталось. Гроза даже задремала в какой-то миг. Совсем ненадолго. А после ее новым приступом скрутило. Пришлось скатываться из седла и вновь к обочине бежать. И Рарог, сидя рядом, гладил ее по спине и убирал назад косы, что падали на плечи. Усталость так просто не отборосишь: тело, раньше сильное, теперь помалу сдавалось, требуя отдыха. Оттого и становилось все хуже.
Как добрались, к самому вечеру, до Порогов, там сразу отправился Рарог к тем, кого знал лучше других. Попросил укрытия всего-то до утра, и ему не отказали: знали хорошо бывшего предводителя находников, которые порой становились подле селения на ночь, а то и на день-другой. Разрешил бондарь Калитко расположиться в одном из своих сенников. Там оказалось тесновато. Много сена заготовил хозяин — оно, хорошо просушенное под светом Дажьбожьего ока, наполняло клеть незабываемым уютным запахом. Разместиться и впрямь еще можно было где, а уж на мягких душистых увалах — и вовсе удовольствие одно. Рарог сразу застелил самый пышный стожок покрывалом для Грозы — и помог ей улечься: она за тот недолгий путь, что еще пришлось преодолеть до Порогов, совсем умаялась. И пока он устраивался еще, вещи носил, снимая с седел, она как будто уснула вновь, уже не чувствуя сил преодолеть эту дурнотную тяжесть, что скручивала ее едва не в бараний рог. Только чуть позже разбудил ее любимый — она и глаз не открыла. Только почувствовала, как прижался к ее губам теплый край кружки, наполненной ароматным питьем.
— Милонега дала, — шепнул Рарог, мягко поддерживая ее под спину. — Полегчает, сказала.
И каким бы насыщенным, даже густым ни показался отвар, а влился в горло легко. Тут же обволок теплом и слабым дурманом подступающего облегчения. Гроза снова уснула, чувствуя, как касаются плеч и шеи ладони Рарога.
Проснулась ночью, такой глубокой, что ни зги не видать: лучины уже погасли. И первое, что услышала она: дыхание рядом, спокойное и глубокое. Протянула руку
— и сердце замерло на миг от яркой вспышки радости, что пронзила его словно бы насквозь. Рарог рядом. Не сон это, не выдумка — хоть иногда и казалось, что Гроза давно уж умом тронулась и все это могло ей померещиться. Вот он, горячий, ощутимый, совсем близко от нее. А Белый Дол — далеко. И кто знает, может, не будет больше никогда туда дороги.
— Гроза… — сонно пробормотал Рарог, просыпаясь от ее прикосновения. — Как ты?
— Уже лучше.
Она перекатилась по мягкому вороху сена ближе к нему. Обняла крепко, вжимаясь всем телом в его широкую спину. Рарог ощутимо напрягся, тихо выдыхая. Замер, а после ладонь Грозы поймал и провел ею вниз по животу до паха.
— Тяжко мне рядом с тобой будет, Лисица, — в его голосе сверкнула огоньком улыбка.
Она беззвучно рассмеялась ему в спину, ощущая так ясно и волнующе то, что он хотел ей показать. И сама вдруг вспыхнула, как тот пучок сена. Запустила руки ему под рубаху и стянула ее. Бросила в сторону — а сама ладонями провела по мягким изгибам мышц, по плечам, неспешно целуя любимого вдоль ложбинки между лопаток.
— Такие шалости просто так не сойдут тебе, — едва вытерпев пару мгновений, возмутился Рарог.
Повернулся к ней лицом и толчком уверенным опрокинул на спину. Всего лишь к губам приник своими, пахнущими травой и вязким сном — а Гроза почувствовала, что тело ее уже отзывается, истосковавшись. Сама колени раскинула, поднимая подол. Позволяя рукам его скользнуть по оголенным бедрам вверх. Рарог заурчал что-то неразборчивое и досадливое.
— Ах ты ж, Лисица… — стаскивая порты, выдохнул ей в приоткрытые губы.