Договор-2008
Шрифт:
Сергей Рассказов (Институт географии РАН): У меня вопрос по поводу первого типа социального лифта, или справедливости, о бюрократии. У меня есть по личному опыту свои соображения, почему не работает обеспечение справедливости через бюрократическую карьеру. Неэффективность: всегда есть возможность остаться в низших слоях, которые не принимают больших решений, не получают больших денег, не имею доступа к возможностям получения дополнительных доходов. И то, что доминирует — кланово-семейное и дружеское. То есть принцип рекрутирования в бюрократию по семейному признаку более важен. Соответственно, вы можете туда попасть, но если у вас нет семейных и дружественных связей, можете ничего не получить. Есть такое ощущение, что эта семейственность есть элемент ментальности. Соответственно, если мы предлагаем каждому слою от чего-то отказываться, и например бюрократии отказываться от этой клановости, согласна ли она на это? Вот завтра мы всем чиновникам МИДа говорим, ваши дети будут поступать в МГИМО на общих условиях. Папа-дипломат не сработает. Если вспомнить лекцию Кордонского,
Аузан: Я приведу простую аналогию. Это аналогия с бизнесом. Знаете, у китайского бизнеса по всему миру есть интересная характеристика. Это бизнес, как правило, семейный, но в результате, в подавляющем числе стран, в которых он присутствует, он не может выйти на уровень среднего бизнеса. Знаете, почему? Потому что он за пределами семейных связей сразу теряет эффективность. Значит, выявляется что, есть страны, которые построены по принципу большой семьи. Вот вы никак не построите чиболи в России, потому что не большой семьи. Не хватит родственников, чтобы контролировать крупные предприятия. Теперь от этой аналогии к чиновникам. До тех пор пока вы вообще не ставите вопрос, а в чем результат труда этой чиновничьей корпорации? Так ее можно устроить по-семейному признаку, а можно по цвету глаз, а можно по дружественным привязанностям, по членству в футбольном клубе, по какому хотите. Потому что вы же результат в данном случае не контролируете. Пусть кучкуются так, как им удобней. Если вы начинаете в этом смысле воздействовать на результат, а в этом и состоит подход нового государственного менеджмента, оказание властных услуг и т. д., то начинается вообще-то конкурентный отсев. С другой стороны, я допускаю, что есть такие профессии, я кроме МИДа могу назвать ещё одну. Удивительная вещь, таким кадровым, династическим у нас оказывается министерство финансов. Причем может быть, это тоже неслучайно. Есть такие профессии. Никто не спорит, что акробаты в цирке — это наследственная профессия. Я не знаю, может быть есть то, что придает дополнительную конкурентно способность дипломатической службе, которая формируется вот так вот династически. Не знаю, не изучал этот вопрос.
Людмила Хохулина: Я согласна с Александром Александровичем в том, что действительно справедливость сейчас выходит на первый план. Я не буду здесь об этом говорить. Я выступаю здесь как социолог, который занимается этой проблемой с 92 года, участвовала в трех международных проектах по изучению социальной справедливости в нашей стране, в бывших соц. странах и в экономически развитых странах. Основываясь на этом, я хочу высказать ряд сомнений. На первый взгляд, социальную справедливость нельзя навязать виде идеологии. Мы уже через это прошли, мы понимаем. Поэтому социальная справедливость это всегда связано с представлениями людей как должно быть устроено общество и как оно в реальности устроено. И вот чем больше разрыв между этими представлениями и реальностью, тем больше у них ощущение несправедливости. На основе этих же исследований я хочу сказать, что для нашего населения краеугольным камнем являются бедность и богатство: почему одни бедные, а другие богатые, и второе, а можно ли из бедных продвинуться в богатые. То, что здесь Александр Александрович говорит насчет лифтов во многом совпадает. Я готова с ним дискутировать, когда у нас будет больше времени и поделиться результатами. Я уверена в том, что у нас богатство не легитимно. У нас приватизация вся нелегитимна, бедность у нас воспринимается чаще всего как результат несправедливого устройства. Вы часто ссылались на Ролза. Ведь он в какой среде работает? Он работает в западной обществе. Возьмем, скажем, Америку и Россию. Там абсолютно одинаковый разрыв между бедными и богатыми, но у нас он очень болезненно воспринимается, а там абсолютно нормально. Почему? Потому что есть система базовых понятий, которые разделяют практически все. Я их не буду перечислять. Это то, что упорный труд вознаграждается. И поэтому у каждого есть возможность добиться успеха и т. д. Поэтому имея эту базовую ценность, Ролз и говорит, давайте теперь перейдем на план договора. А мы-то на чем будем переходить в план договора? Если у нас нет этих ценностей? Мне кажется, в этом состоит сейчас главная вещь — не договор, а понять, какие ценности могут объединить людей.
Аузан: У нас, по-моему, практически нет дискуссии, потому что я тоже утверждаю, что справедливость идет от характеристик групп и ее взгляда. А что касается Ролза, то возражения экономиста Харшани Ролзу именно в том, что для разных групп, в зависимости от установок, получится разная активность, склонность к риску, образование воздействует, имущественный статус и все прочее. Если говорить об отношении к разрывам, так извините, у нас индекс Джини намного выше, чем в США. Мы сейчас рекордсмены по индексу Джини. Притом, что, я согласен, приватизация у нас нелегитимна. Как будет решен вопрос о справедливости — это и есть вопрос о том, будет она легитимизирована или не будет.
Сергей Лукашевский (Центр “Демос”): Я сейчас выступаю от целой группы граждан, так что будет только один вопрос на уточнение и ещё один провокационный. Первый — маленький на уточнение, по поводу манны подземной, которую нельзя поделить справедливо. А как страны Персидского залива с их системой распределения, или Норвегия? Это короткий вопрос.
Здесь прозвучала и многими экспертами транслировалась мысль, что послание президента ничего
Аузан: Во-первых, про Эмираты. Я ещё раз повторю, что смысл моего утверждения, что манна подземная не может быть распределена справедливо, относится и к Эмиратам и к России в равной степени, потому что речь по существу идет о чем? Мы ведь в несколько упрощенном виде эти вещи сейчас обсуждаем. А есть модели, которые позволяют сказать, что оптимальным с точки зрения критериев справедливости оказывается вот такое распределение. Но так можно сказать только в отношение того, что создано. Если же говорить о распределении ренты, то этого сказать нельзя. Рента не имеет критериев справедливого распределения. Поэтому вы можете ее предложить раздать, вы можете ее предложить разворовать, потратить на создание новых заводов, а я бы сказал, что эту ренту надо потратить. На нее нельзя построить новое счастливое будущее, но на нее, может быть, можно выкупить темное прошлое. Потратьте на то, чтобы уничтожить, преобразовать те системы правил. Вложить эту ренту в преобразование правил. Поэтому мое суждение насчет несправедливости касается формальных моделей и относится к Арабским Эмиратам в той же степени, в какой относится к России.
По поводу предложения контракта. Да я соглашаюсь с вашим суждением. Я хочу напомнить, на прошлой лекции я говорил, что власть пытается заключить контракт и национальные проекты — это по существу попытка… Давайте так, у нас деньги есть, давайте мы заплатим населению, а население нам оставит власть и те активы, которые мы заплатили. Не получается, потому что не срабатывают старые институты и в качестве представителей населения выступают отдельные группы врачей и учителей. Теперь говорят, давайте ещё женщинам заплатим. Но всем женщинам невозможно, женщины, между прочим, самый чувствительный избиратель. А давайте их по какому-нибудь признаку выделим. Да, у кого двое детей. Тогда каждая женщина в принципе может стать такой женщиной. Поэтому власть пытается заключить контракт, конечно, пытается. Это и есть предложение контракта. Но вы обратили внимание, что в послании федеральному собранию национальные проекты у президента как-то здорово поблекли. Он даже фразу допустил: “Ну что там, 5–7% бюджета”. О чем мы говорим, давайте лучше о другом. То есть у меня такое впечатление, что этот вариант считается уже отыгранным, тем более, что деньги уже ушли, распределены по национальным проектам. Теперь любовь, женщины и семья — новая попытка социального контракта.
Договор-2008: повестка дня
Мы публикуем полную стенограмму лекции известного экономиста, президента Института национального проекта "Общественный договор", члена Совета при Президенте РФ по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека, зав. кафедрой прикладной институциональной экономики Экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, профессора Александра Александровича Аузана, прочитанной 7 декабря в клубе — литературном кафе Bilingua в рамках проекта «Публичные лекции «Полит. ру».
Добрый вечер, уважаемые друзья. Я благодарен вам за то, что вы пришли. Хочу сказать, что лекция, которую я буду читать сегодня, далась мне, мягко говоря, нелегко, потому что в нее вложены результаты исследований 2,5 лет. О том, какая повестка возникает в новом политическом цикле, я не вчера ночью начал размышлять, и поэтому убедил ряд коллег провести довольно серьезные исследования. И сегодня я буду опираться на три крупных исследования, которые делал наш Институт национального проекта «Общественный договор» в разного рода консорциумах: с Институтом гражданского анализа, с «Либеральной миссией», с Аналитическим центром Юрия Левады, с Центром фискальной политики и т. д.
Первый вопрос, с которого хотелось бы начать, — откуда берется повестка дня? Должны быть какие-то вызовы, на которые мы реагируем, формируя повестку. Мои коллеги-экономисты в большинстве своем внимательно смотрят за колебаниями и прогнозами колебаний цен на углеводородное сырье, считая, что там решается будущее России. Я в этом не уверен. Да, с ценами на углеводородное сырье, конечно, связаны многие неопределенности. Но думаю, что неопределенность гораздо большего масштаба связана с другим — с состоянием российской государственности.