Доказывание истины в уголовном процессе: Монография
Шрифт:
Обратим внимание на второй ключевой момент в понимании довода, он обусловлен самой природой спора. Это обусловлено конфронтацией в зале суда, конкуренцией двух позиций, противонаправленностью систем аргументации, то есть наличием конфликта. В судебном споре каждая сторона, опровергая мнение противника, отстаивает свое. Довод — единственно возможный способ существования доказательств стороны в состязательном суде, то есть когда они встречают опровержение, критику. Довод есть средство убеждения судьи; не доказательство, не факт, а их убедительность (как способность и как эффект) составляет суть довода. Довод может быть, как будет показано далее, и не сформулирован в классическом виде перед судом (в прениях), но эффект доведения присутствует — когда доказательство-факт возымело действие.
Столкновение позиций и систем аргументации создает эффект события. Событие — мать истины, спор — его отец. Диалоговый режим судопроизводства позволяет сравнивать доводы и позиции сторон, определять их сравнительную силу доказательств в максимально широком контексте (как минимум с позиции обвинения и защиты, как максимум — с позиции любого разумного человека).
Типична
480
См. там же. — С. 228.
Без опровержения спор утрачивает черты состязательности, превращается в два параллельных монолога. Правильно понятая роль председательствующего состоит в том, чтобы обеспечить диалоговый режим словесных действий участников судебного разбирательства. Под «диалоговым режимом» понимается включение в аргументацию «опровержения», то есть представлять свои аргументы с учетом альтернатив и развивать альтернативные взгляды с возможной подробностью, каждый раз опровергая эти альтернативы. Сила опровержения во многом определяет победу в судебном споре. Если доводы принимают форму сопоставлений и опровержений, то их использование придает выступлениям сторон более острый и наступательный характер. Отсюда вытекает особая роль в судебном доказывании некоторых следственных действий, в частности, перекрестного допроса. Перекрестный допрос — это в первую очередь средство опровержения презумпции способности свидетеля дать достоверное показание об обстоятельствах дела, подрыв доверия к нему и его показаниям. Такой допрос чаще служит для порождения сомнений в правдоподобии фактов, представленных в показаниях свидетеля, и в целом служит опорочиванию дела противной стороны. Поэтому арсенал технических средств, направленных на подрыв и разрушение доказательства противника, имеет в основе своей приемы опровержения [481] .
481
См. об этом: Гришин С.П. Судебное следствие в смешанном уголовном процессе. — С. 322–325.
«Смычка» цели доказывания, интереса стороны в деле, выраженных в обвинении (позиции стороны в деле), и того фактического материала, который есть в распоряжении стороны, структурирование его в смысле полемической заостренности — есть то «доведение» разума адресата довода до степени убежденности в правоте позиции аргументатора, то «доведение» факта-2 до нового качественного состояния в виде факта-3, который и подразумевается, на наш взгляд, под словом «довод».
Уместно привести здесь мнение В.А. Новицкого о том, что доводы входят в общую стратегию доказывания субъектов (например, единая стратегия адвоката, подсудимого) и соответственно их оценку. Особое значение доводов, обосновывающих доказываемый позицией субъекта тезис. Существование правовой позиции субъекта доказывания и ее построение, хотя в процессе ее оценка играет ведущую роль. Например, правовая позиция адвоката в уголовном процессе, изложенная им в прениях или письменно (в порядке ст. 295–296 и ст. 298 УПК), может полностью изменить отношение (внутреннее убеждение) суда к исследованным доказательствам. При существующем подходе предполагается, что, как бы ни была представлена доказательственная основа дела, результат оценки суда останется неизменным. Как видно на практике, это далеко не так. От позиции зависит механизм доказывания субъекта (избранная им стратегия и тактика доказывания), изменения в котором могут привести к иному результату при оценке суда, чем при отсутствии таких изменений [482] .
482
См.: Новицкий В.А. Теория российского процессуального доказывания и правоприменения. — С. 308.
Существенным элементом в доводе, на наш взгляд, является предложение оценки судом не только доказательства-факта, но все процессуальной позиции субъекта доказывания. Ведь суд воспринимает не разрозненные доказательства, а относит их в чью-либо пользу автоматически, исходя из смысла изложенной картины, правовых требований им воспринятого в трактовке субъекта доказывания.
Суд оценивает сами правовые позиции субъектов доказывания, механизм их отстаивания на основе ряда критериев, таких как достоверность каждой позиции в их сравнении, достаточность доказательственной основы (прошедшей критерии отбора — относимости, допустимости, достоверности), представленной в подтверждение правовой позиции [483] .
483
См. там же.
Обратимся к строению довода. Довод, по М. Ломоносову, есть «сложенная идея, удостоверяющая справедливость предполагаемой материи» [484] . Известно, что собирание и расположение фактов в доводы требует связи между ними. Связь между фактами (доказательствами) представляет собой словесную и умственную конструкцию. Элементы этой конструкции, содержащие факт и его отношение к общему месту (топу), составляют структуру довода.
Известно, что эристические и диалектические доводы по словесным и смысловым фигурам не различаются [485] . Схема любого рассуждения, рационального или выдающего себя за таковое (эристического, софистического), то есть и логического, и диалектического, и риторического силлогизма, одинаковая.
484
Ломоносов М.В. Краткое руководство к риторике на пользу любителей красноречия // Избранные произведения. — М, 1986. — Т. 2. — С. 154.
485
См.: Рождественский Ю.В. Теория риторики. — С. 289.
Как пишет А.А. Эйсман, излагающий классические представления о доказывании, логическое доказывание представляет собой построение логических выводов, когда из одних утверждений (уже известных) на основании логических правил выводятся другие утверждения [486] . Логическая связь сама есть отражение объективной связи между фактами. С логической стороны однозначный акт доказывания представляет дедуктивное умозаключение, в котором одним из исходных суждений является общее правило (связывающее), а выводимое, то есть доказываемое суждение, — частным случаем. Альфред Сидгвик писал: «Строго говоря, все Доказательство /Proof/, насколько оно действительно доказательство, является дедуктивным. То есть, только после того как на предполагаемую истину может быть брошена тень некоторой более определенной истины, она становится самостоятельной или определенной. Если у нас нет некоторого более всестороннего и лучше проверенного обобщения, в пределах которого нам надо принести наш Тезис, мы не достигаем никакого основания, более широкого чем он сам; никакой гарантии вне того, Что может быть получено из того факта, что ничто еще не было найдено, что бы противоречило теории» [487] .
486
См.: Эйсман А.А. Логика доказывания. — С. 12.
487
Цит. по: Wigmore J.H. The Science of Judicial Proof. — P. 17.
В развернутом виде общая структура силлогизма содержит три суждения: если одно и другое логически связаны (1), то, если дано одно (2), то дано и другое (3). Иными словами, зависимость любого тезиса от его причины должна быть рационализирована. Должен быть доказанным исходный принцип прежде, чем операцию доказывания можно будет назвать полной.
Значит надо, чтобы доказательство основывалось (1) на законах известных или предполагаемых верными или (2) на наблюдаемых фактах или предполагаемых, что они наблюдались. Мы должны делать различие тогда, в максимально возможной степени, между таким доказательством, которое основывается открыто и отчетливо на уже обобщенном знании — дедуктивном доказательстве, и таким, что основывается на том, что может быть в широком смысле названо как «отдельные факты» или данные «восприятия подобия и различия» или «наблюдения и эксперимента», то есть то, что обычно известно в самой его высшей форме как индуктивное доказательство, а в его самой низкой форме как аргумент по аналогии [488] . В большинстве трудно решить имеет ли место аргумент эмпирический, или дедуктивный, или оба они [489] .
488
Цит. по: Wigmore J.H. The Science of Judicial Proof. — P. 17.
489
Ibid.
Вигмор делает вывод, что при представлении доказательств в суде форма вывода является обычно индуктивной, то есть мы берем единственный или изолированный факт и на нем базируем вывод относительно рассматриваемого суждения. Это — индуктивный или эмпирический процесс. Но каждый индуктивный вывод, тем не менее, способен к тому, чтобы быть преобразованным и установленным в дедуктивной форме — путем восхождения к подразумеваемому закону или обобщению, на которое он опирается более или менее ясно. Таким образом, нет ничего особенного для судебного вывода, чтобы эта возможность превращения в дедуктивную форму не была реализована. Но вопрос состоит не в том, что форма могла бы быть — для всех индуктивных может быть превращение в дедуктивные формы, а в том, как она фактически используется; и как она фактически превращается в индуктивную форму. Даже предполагая, что это превращение возможно, все еще было бы обычно нежелательно, чтобы осуществлять превращение с целью тестирования доказательной ценности; потому что это было бы бесполезно [490] .
490
Цит. по: Wigmore J.H. The Science of Judicial Proof. — P. 17.
Любое доказательство, которое сторона захотела бы представить в дедуктивной форме, показало бы, что подобное превращение бесполезно, потому что внимание суда будет просто переведено от силлогизма в целом к действительности вывода, содержавшегося в главной посылке; которая представляется опять же в индуктивной форме. Поэтому практически будет достаточно констатировать, что использование судебных доказательственных фактов происходит в основном в индуктивной форме. Дедуктивная же форма может пригодиться в оценке сделанного вывода.