Докер
Шрифт:
Я посмотрел в иллюминатор. Снова снег шел стеной. Видимость снова была равна нулю.
Но мы прилетели в Алеховщину.
Когда мы вылезли из самолета, Серов спросил:
— Ну, посмотрели на часы?
— Посмотрел, — ответил я. — Приземлились на сорок четвертой минуте.
— Ну то-то, знай наших! — И он гордо пошел вперед.
Нам дали «козлик». У штаба армии, размещавшегося в двухэтажном деревянном здании школы, мы расстались. Серов направился в штаб, я — домой.
— Долго не задерживайся! — крикнул я Серову. — Буду ждать к ужину!..
Он помахал мне рукой.
Что
После ужина я положил перед Анатолием Ивановичем блокнот, карандаш и попросил его написать свою подробную биографию.
Серов вопросительно посмотрел на меня:
— Кому она нужна, моя биография?
— Мне может пригодиться. Вдруг захочу написать рассказ?
Когда я часа через два вернулся из редакции, Серов спал, устроившись на диване. Вырванные из блокнота исписанные листки лежали на столе. Некоторые из них были заполнены с двух сторон. Видимо, Серов решил сэкономить бумагу.
Эти четырнадцать страничек до сих пор хранятся у меня.
Все лето гитлеровцы готовились к штурму Ленинграда. Операция носила кодовое название «Волшебный огонь».
Противник сосредоточил южнее многострадальной, распаханной минами и снарядами станции Мга громадные силы, переброшенные из Крыма: тринадцать пехотных дивизий, много тысяч орудий, в том числе и осадных, тысячи самолетов и танков.
До начала решительного штурма Ленинграда немцы готовились блокировать город и с востока, отрезать его и от Ладожского озера.
Как и осенью 1941 года, Ленинград снова оказался в смертельной опасности.
Наше командование решило погасить «Волшебный огонь», пока он не успел разгореться. Для этого войска Ленинградского и Волховского фронтов сами перешли в наступление. В районе Невской Дубровки, Синявина, в этом болотистом и торфяном краю, завязались кровопролитные бои. В боях принял участие и гвардейский авиаполк Добыша, в котором служил Анатолий Серов. Аэродром находился в двадцати километрах севернее Тихвина и ста пятидесяти от места боев.
21 сентября на Мгу полетела эскадрилья пикирующих бомбардировщиков в составе восьми «Пе-2» — девятый самолет из-за неисправности не мог взлететь. Вел эскадрилью опытный Павел Семак. В пути к ней пристроились истребители прикрытия.
Боевую задачу наши бомбардировщики должны были выполнить двумя заходами, чтобы держать в напряжении противника как можно дольше, тем самым облегчая наступление наземных сил.
Уже при повторном заходе пикирующие бомбардировщики были атакованы двумя четверками «мессершмиттов». Но с ними завязали бои истребители прикрытия.
Когда же наши самолеты, отбомбившись, пошли на свою территорию, их настигли уже тридцать «мессеров». Завязался неравный бой восьми бомбардировщиков с тридцатью истребителями, у которых и скорость и вооружение были намного мощнее, чем у «Пе-2».
Анатолий Серов вел первое звено. Ведомыми у него были летчики Сергей Пушкин и Михаил Малышев.
Немцы зажгли самолет
Немцы зажгли и самолет Пушкина. Охваченный пламенем, он все еще держался плотно к Серову. Но вот загорелся и бомбардировщик Серова! Через какую-то минуту и тот и другой летели уже на одном моторе. Серов с большим трудом удерживал самолет в горизонтальном положении.
Штурман Серова Иван Карпов показал Пушкину рукой — мол, прыгай скорее! — но тот не внял его совету, хотя мог бы еще спастись. Откуда-то выскочивший «мессер» снизу полоснул по самолету новой пулеметной очередью. Бомбардировщик Пушкина перевернулся и, объятый бушующим пламенем, понесся вниз…
Самолет Серова остался один в окружении «мессершмиттов». Ивану Карпову удалось сбить «мессер», и хотя тот вначале круто взмыл вверх, затем, оставляя за собой длинный шлейф дыма, перешел в крутое пикирование, из которого уже не вышел.
У Ивана Карпова кончились патроны. Давно молчал пулемет и стрелка-радиста Василия Павлова. К бомбардировщику справа устремился новый «мессершмитт». Карпову не оставалось ничего другого, как только выстрелить в него из ракетницы. Немец же ответил пулеметной очередью.
Ивана Карпова ранило в голову и в руку. Кабина наполнилась дымом. Штурман стал кричать Анатолию Серову, чтобы тот немедленно прыгал, но Серов не мог его слышать — было разбито переговорное устройство. Тогда Карпов стал показывать рукой, как и Пушкину, — прыгай скорее! — но Анатолий Иванович строго посмотрел на своего штурмана, спокойный, сосредоточенный, каким Карпов всегда знал Серова, — и покачал головой. (Таким остался он в памяти Карпова и по сей день!)
«Он сошел с ума, он хочет горящий самолет дотянуть до аэродрома!» — подумал Иван Карпов и попытался здоровой рукой открыть верхний фонарь, но не смог нащупать задвижку. Дым ел глаза, он задыхался, его покидали последние силы. Он сделал попытку найти аварийный кран на полу. Кран нащупал, но долго не мог его повернуть. Наконец это ему удалось, он рванул на себя ручку люка и вывалился из самолета.
Вот над Карповым вспыхнул купол парашюта. И тут же за ним устремились два «мессера». У штурмана был единственный шанс к спасению: скольжение парашютом. Но для этого надо было подтянуть стропы. Каким-то чудом Карпову удалось это сделать, и он камнем пошел вниз. Уже у самой земли штурман отпустил стропы. Его сильно тряхнуло, а потом парашют плавно опустился у небольшой деревушки.
Как оказалось, и Василию Павлову удалось вовремя покинуть самолет.
Горящий бомбардировщик Анатолия Серова продолжал свой полет. Будь у Серова в исправности второй мотор, он бы смог оторваться от своих преследователей уходом в облака. Но на одном моторе сделать это было невозможно. Не та была скорость и маневренность! Огрызаясь передними пулеметами, Серов упорно пробивался на восток.
В небе продолжали вести бой еще три бомбардировщика: Семака, Кривошапки и Линчевского.
Бомбардировщик Линчевского тоже горел. Его звено сбило три «мессершмитта», но вражеские истребители зажгли его ведомых, и теперь он летел один, резко маневрируя, не давая немцам вести прицельный огонь.