Доктор Постников

Сназин Владимир

– Не, ребятки, – снова встрял в разговор рыжий здоровяк. – Насчет головы – это вряд ли. Чему там болеть-то? Не голова, а прыщ. – Он показал фигу, в которой едва выступивший кончик большого пальца, изображал голову мыши. – А вот заклад – это могет быть…

– А ты-то откуда знаешь, Григорий? – смеясь, засомневался кто-то.

– А вот откуда! – ответил бородатый и со значением поднял указательный палец вверх, как бы призывая всех послушать его версию. Он не торопясь подобрал полы своего кафтана и уселся на скамье так, чтобы всем его было видно.

– Вы видали, какая у этой мыши жопа? Во! – И он ладонями показал размер превышающий объем большого пушечного ядра. – А видали, с каким трудом она эту жопу в куст затащила?

– Ну да, как мешок с горохом! – сказал кто-то, и грохнул дружный хохот. – Во-во, – подтвердил рыжий стрелец, – про горох ты правильно

смекнул. – Смотрите, как перевязь на кусте напряглась, того и гляди лопнет. Теперь представьте себе, братцы, – стрелец сделал паузу, а остальные напрягли внимание, – сейчас она нажрётся семян конопли, потом в течение ночи получит послабление, а завтра в первом часу дня здесь будет такое… – Стрелец сморщился и двумя пальцами заткнул себе обе ноздри, – такое, – повторил он, – что кукуйцы, – тут он большим пальцем через плечо показал на группу немецких учителей, стоящих у стола, – сюда неделю не войдут. Мышка маленькая, а вони сделает на целый приказ. Вот тогда мы погуляем!

Стрельцы грохнули от смеха, замахали руками, от души радуясь шутке.

Глава десятая

Разбор

Неожиданно дверь распахнулась, и в класс быстрым уверенным шагом вошел подтянутый, с гладко выбритым лицом, лет под пятьдесят на вид, человек. Одет он был, судя по всему, по последней европейской моде. Становой удобный полукафтан из тонкого плотного голландского сукна, скроенный по-немецким лекалам, сидел на нем как влитой. Узкие темно-синие порты, плотно облегали бедра и застегивались у колен золочеными пуговицами. Светлые чулки подчеркивали стройность ног и придавали их владельцу щеголеватый вид. На нем были короткие башмаки с высокими каблуками и крупными медными пряжками. Голову украшал темно-коричневый парик с крупными буклями, падавшими на плечи. В руках он держал толстую пачку бумаги, перевязанную крест-накрест нитью. Суховатое и изрезанное неглубокими морщинами лицо казалось жестким, а пристальный, сверлящий взгляд был убедительнее любого слова. Поэтому, когда он вошел и окинул таким взглядом присутствующих, общий гомон в зале быстро стих.

– Кто это? – спросил Петр сидящего рядом Кирилла.

– Наш ректор, – шепотом ответил тот, – глава лекарской школы Аптекарского приказа, лейб-медик царя нашего государя Федора Алексеевича, доктор Лаврентий Блюментрост.

Ректор подошел к своим коллегам и поприветствовал их:

– «Guten Tag!» – услышал Петр его сдержанное приветствие. Затем он вполголоса начал о чем-то наставительно говорить докторам, от чего лица их то хмурились, то становились задумчивыми. Петр пристально смотрел на ректора, пытаясь сквозь гул, исходящий от разговаривающих, хоть и тихо между собой стрельцов, услышать, что-то из того, о чем говорил ректор.

– Ты чего так напрягся? – поинтересовался староста.

– Хочу понять, что он им говорит.

– А ты что, даже с такого расстояния можешь что-нибудь разобрать?

– Да! Нас специально обучали разбирать слова при любом шуме не только на слух, но и по губам. Тятенька сказывал, что толмач, переводчик или посланец Посольского приказа должен, кроме знания языков, уметь слышать шепот на расстоянии, оставаясь незамеченным. Поэтому и считается служба в Посольском приказе опасной.

– Ну и как, что-нибудь разобрал?

– Отдельные обрывки. Он говорит о каких-то раненых из-под Чигирина. – Петр вопросительно взглянул на Кирилла. – Сердится из-за дежурного… Мол, боярин Одоевский был очень зол… смертию, кажется, грозил.… Но кому, не могу разобрать, стрельцы сильно шумят.

– Что-то случилось на подворье, – предположил Кирилл.

– Может быть… Петр тут же хотел о чем-то еще спросить старосту, но в этот момент доктор Блюментрост повернулся к стрельцам, и Кирилл, подняв руку, остановил его:

– Тс! Давай послушаем, что скажет ректор.

– Хочу с вами поделиться результатами сегодняшнего осмотра лечебных палат на Рязанском подворье, – холодно и без приветствия сказал он и сделал короткую паузу.

В зале усилилось шушуканье. – Но перед тем как рассказать вам подробно о нашей инспекции, – ректор возвысил голос, как бы призывая стрельцов к тишине, – хочу напомнить вам, а кто забыл, рекомендую прочитать повторно, с чего начиналось ваше обучение. Вы помните, что в начале вашей учебы в лекарской школе аптекарь Яган Гутменш читал вам главы из книги «Гражданство обычаев детских». Так вот, в этой книге расписаны все правила поведения ученика в школе и дома. Одна из ее глав посвящена гигиене собственного тела. В ней говорится, что вы, пробудившись ото сна, должны совершить утреннюю молитву, затем умывание и сменить вчерашнюю одежду.…А теперь о главном. На лекциях доктор Келлерман рассказывал вам, что больных и раненых стрельцов лечить только одним снадобьем недостаточно. Для того чтобы лечение стало полезным, тело больного или раненого, так же как и ваше, всегда должно содержаться в чистоте. Но многие стрельцы из-за болезни или ранений не в состоянии собственными силами поддерживать чистоту своего тела, поэтому им требуется помощь. Именно по этой причине в бытность царем великого князя Алексея Михайловича и были устроены лечебные палаты во многих монастырях и подворьях. И эту помощь должны оказывать назначенные из учащихся нашей школы дежурные. Сегодня в первом часу дня, – продолжал доктор Блюментрост, – глава Аптекарского приказа боярин Василий Федорович Одоевский и его помощник думный дьяк Андрей Андреевич Виниус по государеву указу проводили инспекционный осмотр лечебных палат на Рязанском подворье.

В зале стало тихо, стрельцы с неподдельным интересом прислушивались к тому, о чем говорил ректор.

– Вы знаете, но я повторяю для тех, кто забыл, – возвысил голос Блюментрост, – что по распоряжению главы Аптекарского приказа Василия Федоровича Одоевского каждый ученик лекарской школы раз в два месяца должен в течение недели круглосуточно дежурить в лечебных палатах. – Блюментрост сделал паузу. В зале по-прежнему стояла напряженная тишина, слышалось только дыхание и нервное покашливание стрельцов. – Что же мы увидели сегодня, когда посетили лечебные палаты, где под попечительством школы Аптекарского приказа находятся больные и раненые? – Ректор строго посмотрел на учеников. – Дежурного подлекаря на месте нет, дежурный помощник подлекаря отсутствует. Палаты длительное время не проветривались, вошедшему с улицы человеку невозможно в них долго находиться, потому что ядовитый воздух режет глаза и отравляет горло. Шкуры, которыми укрываются больные, изъедены насекомыми и грызунами. Те, кто не может ходить, опорожняются под себя, в воздухе стоит смрад.

Доктор Блюментрост замолчал, а стрельцы зашептались между собой. Потом кто-то хмыкнул и не громко, но так, чтобы все услышали, произнес:

– Подумаешь, воздух плохой. Зашел бы он в церковь Николы Мокрого да понюхал бы, чем там пахнет.

– Особенно в праздники, – добавил кто-то, и стрельцы дружно хихикнули в кулаки.

Ректор Блюментрост никак не отреагировал на эти реплики и дал возможность ученикам переварить услышанную информацию, после чего строгим голосом продолжил:

– Случилось так, что, когда мы вошли в лечебные палаты, Андрей Андреевич в сумеречном свете увидел, что один из стрельцов лежит, отвернувшись к стене, и на нас не реагирует, проявляя тем самым непочтительность к знатным особам. А вы все знаете, что это считается проявлением оскорбления и виновный обычно строго наказывался. Андрей Андреевич подошел, отвернул овчину, которой тот стрелец был укрыт с головой, и хотел выговорить ему соответствующее недовольство, но тут же, закрыв рот рукой, стремглав выбежал на улицу, где его и вырвало. Боярин Василий Федорович так же не мог хоть сколько-нибудь находиться рядом и точно так же, не задерживаясь, вышел на воздух. Тогда я и мой коллега Яган Гутменш стали осматривать стрельца. Он оказался мертв! – Ректор сделал паузу, а затем продолжил: – На его сломанном бедре мы обнаружили большие язвенные дефекты. Нога была синюшна и раздута, как столб, кожа вокруг язв была зеленого цвета. Умерший стрелец лежал в огромной куче извергнутых его чревом полужидких, но уже наполовину застывших фекалий. Смерть стрельца, по мнению главного аптекаря Ягана Гутменша, наступила около двух дней назад. На это показывают сильно засохшие по краям фекалии и большое количество в язвах раневых червей, а также полностью опустевший мочевой пузырь. Как нам рассказали стрельцы, которые находились вместе с ним в палате, уже как неделю к ним никто не приходит, не перекладывает их настил, не убирает и не дает лечебное снадобье.

Доктор Блюментрост замолчал, ученики тоже притихли. Затем он проговорил:

– Василий Федорович был очень недоволен, что государевы ратники не имеют надлежащего ухода и лечения и находятся в условиях худших, чем грабители и воры в тюрьме. Он потребовал от меня учинить неотложный розыск нарушителей и отправить их на расспрос к дьяку Виниусу.

Стрельцы взбудоражились, закашляли, задвигали скамьями и снова зашептались между собой.

– Староста! – воскликнул ректор и окинул взглядом сидевших перед ним учеников. – Где староста!? – нетерпеливо повторил он.