Доктор Постников

Сназин Владимир

Разговаривая со старостой Кириллом и иногда бросая взгляды на иноземных докторов, Петр вдруг обратил внимание, что юноша – на вид лет двадцати – время от времени смотрит в их сторону. И в один из таких моментов их глаза встретились. Иноземец неожиданно улыбнулся Петру и коротко махнул ему рукой, затем отделился от коллег и пошел в его сторону. Это был высокий, стройный юнец, единственный, видимо, из докторов, кто не носил букли. Вместо парика его голову украшала густая, темно-русая шевелюра и волосы крупными локонами спадали ему на плечи. Протиснувшись между столами, за которыми сидели стрельцы, он подошел к Петру и, обхватив обеими руками его плечи, произнес:

– Мне

приятно тебя видеть в полном здравии, мой друг. Я рад, что ты здесь. Я за тебя очень волновался. Кстати, как ты себя чувствуешь после вчерашнего происшествия?

Петр ошарашенно смотрел на иноземца и не понимал, почему тому приятно его видеть и откуда этот молодой немец знает о вчерашнем происшествии. Петр, как бы отстраняясь от незнакомца, повел плечами. Юноша понял намек и тут же представился:

– Прости, мой друг! Готфрид Грегори, – произнес он, – алхимист-аптекарь, помощник аптекаря Ягана Гутменша при Новой аптеке, что на Гостином дворе. Я сын пастора приходской школы в новой Немецкой слободе, где, как я вчера узнал от твоего батюшки, после меня учился и ты.

– Да, я там учился… – пытаясь что-то вспомнить, проговорил Петр, – но тебя, аптекарь, я там не видел.

– Ты и не мог меня там видеть, я окончил школу много раньше, чем ты туда пришел. А ты помнишь вчерашнее происшествие? – спросил Грегори и стал внимательно рассматривать лоб Петра.

– Очень смутно. Кажется, я упал… и больше ничего, – ответил Петр и с подозрением посмотрел на помощника аптекаря.

– Вот она, вчерашняя отметина, – Грегори показал пальцем на шишку на лбу Петра. – Болит?

– Если не трогать, то ничего.

– Вчера мы с доктором Блюментростом – это мой дядя – ехали на аптекарские огороды, проводить там инспекцию. И так увлеклись разговором, что, поворачивая из проулка на Евпловку, не сразу заметили, что ты бежал нам навстречу. Повозкой управлял дядя, и вдруг в отблеске солнечных лучей я вижу тебя. Я вскрикнул, но было поздно, ты поскользнулся, обо что-то ударился и упал. Счастье, что дядя быстро поднял коня на дыбы.

– Так вот почему до меня доносилась немецкая речь, когда я терял сознание? – спросил Петр и оценивающе посмотрел на юного аптекаря.

– Да, мы разговаривали по-немецки. Когда ты еще моргал глазами, я как раз спрашивал дядю, не повреждена ли у тебя голова.

Грегори еще раз потряс Петра за плечи, но теперь тот не пытался увернуться и ответил Грегори крепким рукопожатием.

– К сожалению, я должен вернуться, – виновато проговорил Грегори, – нужно присутствовать при обсуждении распределения. Встретимся позже. Очень рад был тебя видеть. – Грегори махнул рукой и возвратился к группе учителей.

Староста Кирилл, который был свидетелем этого странного для него разговора, с неподдельным любопытством спросил Петра:

– А что с тобой вчера такого произошло, что немец так о тебе озаботился?

– Да так, поскользнулся и упал под их лошадь, – уклоняясь от подробностей, ответил Петр.

– Помнишь, я тебе говорил о немчине, ученике аптекаря, что во второй аптеке обучается?

– И что? – спросил Петр.

– Так вот этот немчин и есть тот алхимист-аптекарь, что готовит для нас все лекарства, которыми мы и лечим раненых на Рязанском подворье.

– Да? – удивился Петр и пристально посмотрел вслед иноземцу.

Глава девятая

Ученики-стрельцы

В зале слышался приглушенный говор стрельцов и треск сальных свечей. Петр мечтательно разглядывал учебный зал, останавливая взор то на снопах лекарственных трав, то на шкафах с образцами приготовленных из этих

трав снадобий. Неожиданно среди стрельцов прозвучал взрыв смеха. Петр улыбнулся и вопросительно взглянул на Кирилла:

– Интересно, над чем они так весело смеются? – Он попытался прислушаться к их разговору.

Рассказчик и так говорил негромко, а нависшие над ним стрельцы, вообще заглушили его голос, поэтому Петр не мог расслышать ни слова. Он поднялся, и подошел ближе.

– Будьте все здравы! – кланяясь в пояс, произнес Петр и сел на скамью рядом со стрельцами.

– И ты будь здрав, парень, – мельком взглянув на подсевшего к ним Петра, откликнулись несколько стрельцов и тут же отвернулись, чтобы слушать своего товарища дальше.

Стрелец, бурно жестикулируя, вспоминал какую-то очень смешную историю о Чигиринском походе. Петр тоже стал слушать рыжеволосого бородатого здоровяка.

– Так вот, – говорил рыжий, – этот новичок не то от страха, не то от того, что чей-то съел, а може, просто так трусил.… Но пока мы после обеда все почивали, этот засранец обгадил всю поляну вокруг. Я проснулся от того, что мне стало смрадно дышать. Встал я, глянул вокруг – мать честная, обложил сволочь со всех сторон, ступить некуда. Это ж надо так нагадить, что даже к пушке ни с какой стороны подойти нельзя, чтобы не испачкать не то что сапоги – порты дерьмом запачкать можно. Десятский подскочил, саблю выхватил, весь в говне, видать, поскользнулся где-то, орет матерно: где этот вражина, кто такое учудил, зарублю мерзавца.… Замахал саблею да чуть опять не упал. Сказали ему, что новобранец, мол, трусит маненько.… Где ты, кричит он, видишь «маненько», вся поляна плывет, турки и те меньше вреда за все время осады причинили, чем этот новобранец. Хорошо еще, что только один такой. Выгнать вон из лагеря! Немедля! Приказ есть приказ, открыли солдаты потайной лаз под стеной, подвели новобранца к туннелю, крикнули ему: «Иди-ка ты, засранец, к туркам и трави лучше басурман». И вытолкнув его из крепости, завалили лаз обратно. Кругом турки сидят в осаде, а этот серун, оставляя за собой немалые следы, добрался-таки до леса и просидел там до окончания осады. А когда басурмане отошли, то он той же дорогой, сволочь, вернулся. Вот такие, братцы, чудеса бывали у нас под Чигирином…

Стрельцы от души посмеялись и стали громко и наперебой вспоминать каждый свою историю из недавно закончившейся войны.

Петра так же рассмешил случай с новобранцем, а так как сам он никакой байки не знал, то и участия в общем разговоре не принимал. Другие стрелецкие истории не вызвали у Петра такого же интереса, как предыдущая, и его мысли постепенно перенеслись в пещеру, к щенкам. «Как они там? – думал он. – Наверное, мазь уменьшила боль в лапах и теперь они весело играют друг с другом».

– А ты кто будешь-то, парень? – В общем шуме Петр услышал чей-то вопрос, но не обратил на него внимания и продолжал думать о своем.

– Эй, ты, долговязый, тебя спрашивают! – Петр почувствовал сильный толчок в бок, так что от неожиданности ойкнул и обернулся. Он увидел колючий и пронзительный взгляд широко расставленных глаз, смотревших на него в упор. Это был тот самый стрелец, который рассказывал историю про новобранца. Ему на вид было около тридцати лет. Широкое крестьянское лицо украшала пышная, растопыренная в разные стороны рыжеватая, но местами уже с проседью борода. На голове возвышалась шапка таких же нечесаных ярко рыжих волос. Одет он был в поношенный светло-синий кафтан, и желтые сапоги. Он с прищуром смотрел на Петра и при этом одной рукой, согнутой в локте, упирался о стол, а другой, захватывая в горсть свою бороду, ритмично ее поглаживал.