Доленго
Шрифт:
Назимов встретил своего преемника у парадного входа во дворец. Тут же расположились войска. Военный оркестр сыграл приветственный марш, после чего солдаты прокричали долгое и громкое "ура" в честь командующего войсками Виленского военного округа. Муравьев рассеянно пожимал руки чиновникам, которых к нему подводил Назимов, в душе сетуя, что зря тратит время, вместо того чтобы заниматься делом.
После обеда Назимов повел Муравьева на второй этаж, в кабинет.
– Я полагаю, Михаил Николаевич, что вам достанется после меня не так уже много работы, - сказал он.
–
– удивился Муравьев.
– По причине, что мятеж в основном подавлен, шайки разбиты...
– Вы так думаете?
– В голосе Муравьева послышалась насмешка. Совершенно напрасно. Мятеж только разгорается, и государь поручил мне погасить его. Любыми средствами... Как содержится Сераковский? Надеюсь, под усиленной охраной?
– Право, не могу точно ответить на ваш вопрос, но полагаю, что тяжело раненный человек не может быть опасен.
– Такой преступник, как Сераковский, перестанет быть опасным только после казни, - возразил Муравьев.
...Уже давно пора было отправиться на покой, особенно после дороги, а Муравьев все еще сидел в своем новом кабинете. Назимов при первом удобном случае откланялся, и Муравьев был рад этому, по крайней мере он мог теперь спокойно заняться делами.
Из груды грязно-синих папок он выбрал одну, на которой стояла фамилия "Сераковский", выведенная разборчивым и красивым почерком военного писаря. Папка была почти пуста, в ней лежало лишь донесение генерала Ганецкого да несколько листов первого допроса раненого Доленго.
– Вызовите генерала Цылова, - сказал ординарцу Муравьев.
Ординарцу, прискакавшему в сопровождении двух казаков к Цылову, пришлось поднять генерала с постели. Был третий час ночи.
Еще в Петербурге Цылов был высочайше утвержден председателем следственной комиссии.
– Я вас вызвал, Николай Иванович, вот по какому поводу, - сказал Муравьев, едва завидя в дверях поджарую, подтянутую фигуру Цылова.
– У прежнего генерал-губернатора накопилось огромное число незаконченных следственных дел.
– Он показал рукой на письменный стол, заложенный синими папками.
– Среди них необходимо отобрать дела особо опасных преступников, с тем чтобы дать им ход без малейшего промедления. Вот, например, Сераковский... С этим мятежником необходимо покончить возможно быстрее.
– Он ранен и, как мне сказали, находится в тяжелом состоянии.
Муравьев задумался.
– В тяжелом состоянии? В таком случае надлежит особо поторопиться. Преступник может умереть, а нам с вами надо его повесить.
В десять часов утра начался прием, который Муравьев устраивал по поводу вступления в должность. В зале находились представители всех властей и сословий - военные, чиновники, духовенство, включая раввинов и магометанского муллу, обслуживавшего проживавших в Вильно татар.
Появление генерал-губернатора было встречено громкими приветственными возгласами гвардейцев, собравшихся в гостиной.
– Рад сообщить, - сказал Муравьев, дождавшись тишины, - что государь повелел передать вам свою монаршую благодарность за решительные действия, которые вы проявили в боях с мятежниками.
Он не торопился уходить из гостиной, как бы подчеркивая этим, что главной силой общества он считает военных, боевых гвардейцев Финляндского полка, пленивших Доленго, а не напыщенных, надменных, гоноровых, как он звал шляхтичей, нацепивших на грудь бог знает за что пожалованные ордена.
Войдя затем в залу, он некоторое время исподлобья, по-бычьи наклоня голову, смотрел на собравшихся, словно собираясь броситься на них и, лишь насмотревшись вдоволь, насладившись произведенным впечатлением, заметив страх в устремленных на него глазах, промолвил, отчетливо выговаривая слова:
– Господа! Я не оратор, а солдат и долго говорить не намерен. Скажу только, что чаша долготерпения, кротости и вразумления испита до конца. Государь император вверил мне охваченные мятежом губернии и повелел от слов перейти к делу. Я полагаю, что найду в вашем лице усердных помощников, которые употребят всю свою энергию и все свое влияние на искоренение крамолы и усмирение бунтовщиков.
Легкая усмешка пробежала по губам католического епископа, и это не ускользнуло от Муравьева.
– Кажется, ваше преосвященство придерживается особого мнения? спросил он.
– Или вы покровительствуете мятежу?
Епископ выдержал взгляд Муравьева и пожал узкими плечами.
– Какие там бунтовщики, ваше высокопревосходительство!
– сказал он тихо.
– Просто несколько несчастных повстанцев, за которыми, как за зайцами, гоняются в лесах войска.
Глядя на епископа, Муравьев вдруг вспомнил, что за хлопотами, за суетой и делами, навалившимися на него, так и не выполнил своего решения сразу же по приезде в Вильно расстрелять ксендза. Едва дождавшись окончания приема, он поспешил в следственную комиссию, помещавшуюся рядом с дворцом, в каменном флигеле. Комнаты были еще пусты, лишь в одной из них он застал единственного на весь дом человека - Николая Валериановича Гогеля.
– Ценю ваше усердие, поручик, - сказал Муравьев.
Гогель молодцевато щелкнул каблуками начищенных до блеска сапог. У него было длинное бледное лицо с покрасневшими, старавшимися смотреть преданно глазами чуть навыкате. Сам он тоже был длинен и к тому же худ, белокур.
– Вчера я просил генерала Цылова привести в порядок все следственные дела, - сказал Муравьев.
– Это сделано?
– Так точно, ваше высокопревосходительство!
– Дайте мне, пожалуйста, дела римско-католического духовенства.
Гогель подошел к шкафу и выложил оттуда на стол несколько десятков синих папок.
– Ну что ж, да падет возмездие на того, кто виновен больше всех, сказал Муравьев и, не глядя, на ощупь взял одну из папок. На ней было написано: "Станислав Ишора".
Губернатор вяло полистал дело.
– Этого викария Залудского костела придется для примера другим расстрелять.
Он попросил перо и наложил резолюцию.
Двадцать второго мая, в восемь часов утра, из тюрьмы, размещавшейся в бывшем францисканском монастыре, вывели молодого высокого ксендза. Раздалась барабанная дробь, уныло и скорбно заиграла труба. Казаки и жандармы громкими окриками оттеснили толпу, собравшуюся у тюремных ворот. Процессия тронулась. Рядом с Ишорой шел духовник.