Долгих лет царствования
Шрифт:
– Фрея…
– Или ты считаешь, что я эгоистка?
Наоми посмотрела на меня.
– Нет, Фрея. Конечно же, нет. Ты…
– Я, - я уставилась на пятна на столе. Казалось, это было так важно – произнести вслух эту глупую фразу. Да, конечно, получить от Наоми подтверждение того, что я ошибаюсь или позволить думать себе, что я права… Да, во мне что-то билось такое страшное, отвратительное, то, что прежде я считала своей силой… Что мне теперь с этим сделать?
– Фицрой – совсем не тот, кем я прежде его считала. Да и Мадлен, врезавшись в меня, просто хотела поговорить о благотворительности и о сиротах. Мне показалось, может
– Фрея… послушай, - Наоми пододвинула свой стул, и теперь мы сидели очень близко друг к другу. Она обняла меня за плечи, и я буквально тонула в её объятиях. – Я совершенно не считаю тебя эгоисткой. Разное случается. Ты думаешь, что совершенно не подходишь этому миру… Да никто не подвохит! Ведь ты хотела уехать – разумеется, ты не пыталась с ними подружиться и не могла думать, что люди, что делали тебя несчастной, хороши и прекрасны! Но теперь всё изменилось, теперь ты – часть этого. Ты и вещи будешь видеть иначе. И разве всё это не входит в обязанности королевы? Ты совершенно не эгоистка, ты думаешь о них, как о людях. Всё прекрасно. Это то, что тебе нужно.
– Я не знаю… - я закрыла глаза, придвигаясь ближе, и теперь её волосы щекотали мне нос. – Но как я когда-нибудь смогу их понять?
– Ведь это просто люди, Фрея. Всё будет хорошо.
Вот только даже эта мысль казалась ужасной. Ведь люди так сложны, и я никогда не смогу угодить каждому из них.
…На следующий день Форт буквально наводнили посетители. Так как никто из этих дворян в ту ночь не присутствовал на банкете, а многие едва знали погибших, они не говорили так же мрачно, как и большинство, а друг друга приветствовали с радосью, и их голоса едва-едва утихали в притворном горе. Когда я проходила мимо них в коридорах Форта, они замолкали, кланялись, опускались в реверансе, а потом вновь возвращались к своим сплетням, стоило только мне пропасть с поля их зрения.
Я пыталась улыбаться так, как улыбалась мама, а ещё ходить, будто бы все коридоры принадлежали мне. Мне нужно было принимать визитёров, как раз за разом повторял папа. Они отбирали куда больше сил, чем хотелось бы признавать это любому правителю. Они собирали налоги в своих регионах, они были лицом закона и справедливости для всех, кто жил под их властьью – и они оттягивали на себя огромную часть королевской власти. Простые люди знали их, уважали, боялись – всё зависело от обстоятельств. У них былио множество связей, они хорошо знали землю, ресурсы, на которые никогда не смотрела корона, и я нуждалась в их поддержке. Ведь как можно объявить себя королевой одной лишь столицы, когда все вокруг будут настроены против меня?
Возможности отправиться в лабораторию у меня не было. Я вместо того декламировала отцу свою речь, пока не заучила её так, что, пожалуй, потом мой призрак будет блюждать по этим залам и читать вслух сию отвратительнейшую речь. Я отвечала на все вопросы Холта о столовых приорах и реверансах – а ещ всякий раз, когда мне удавалось улучить свободное мгновение, я писала на бумаге идеи для разговоров, а ещё фразы, что могли заставить меня чувствовать себя в своей тарелке – готовилась так усердно, как никогда прежде.
В
Когда ко мне пришёл отец – чтобы отвести туда, - он казался таким спокойным и уверенным, как и всегда при дворе – но всё равно волновался, дёргая то и дело свой рукав, а теперь ещё и удовлетворённо, одобрительно кивнул, кажется, будучи очень возбуждённым.
С Холтом мы встретились на подходе к тронному залу. Он окинул взглядом моё платье, волосы, драгоценности и нахмурился – но сейчас не посмел выступить против моего отца.
– Помните ли вы свою речь?
Я кивнула – мне было слишком страшно для того, чтобы хоть что-нибудь промолвить вслух.
– Сегодня забытые на Вашей стороне, - промолвил Холт. – И не только сегодня. Верьте во всё, что несли они в свою жизнь, и тогда они принесут вам удачу.
Это не казалось утешением, но я вновь кивнула, и Холт провёл меня к двери.
– Улыбнитесь, Ваше Величество, - промолвил он, - и всё будет хорошо.
Слуги открыли перед нами двойные двери, пропуская меня в тронный зал.
– Поклонитесь Её Величеству Королеве Фрее, правительнице Эприа! – закричал стражник.
Люди, казалось, и не спали вовсе, когда готовили эту комнату после моей коронации, этого поддельного празднества. Теперь тут были развешаны портреты короля Йоргена и всех его поддданных – и казалось, теперь зал стал куда меньше, чем прежде, даже теснее подземелья. И вопреки толпе, что находилась здесь, внутри было всё ещё комнаты.
Несколько людей были мне знакомы – тот же Фицрой, Торстэн Вольф, - но и незнакомцев оказалось слишком много. Сотня незнакомых лиц, сотня пар незнакомых глаз, что так выжидающе смотрели на меня.
Улыбка. Я должна просто улыбаться. Я могла ощутить, как напряглось моё лицо, как задрожали уголки губ вместе с щеками. Они все видели, как я несмела, как я дрожу – в моих глазах сейчас уж точно отражался страх.
Я медленно пересекла комнату, направляясь к своему трону. ХХотелось смотреть вперёд, делать вид, что я здесь совершенно одна, что всё вокруг – обыкновенная фантаззия, вот только я не имела на это права. Я заставила себя осмотреться, посмотреть вправо и влево и встретиться взглядом с народом. Улыбнуться каждому из них. Не позволить себе заметить какие-либо детали.
На этот раз я не упала. Слава Забытым, хоть это мне удалось.
Я остановилась перед троном, испытывая укол страха. Ведь это был трон короля, он был сотворён под его руководством и подходил для мужской одежды. А моя юбка – в два раза шире этого сидения, да и проклятый кринолин совершенно не собирался сгибаться. Я не помещусь. Я могла устроиться сверху, над этим троном, и мои ненавистные юбки со звоном скрыли бы его от человеческих глаз, вот только это совершенно не достойное решение.