Дом дервиша
Шрифт:
Лейла борется с рвотным позывом.
— Задолжал за два месяца арендную плату, — говорит консьерж, маленький, с выпирающим животом, напоминающий пещерных людей.
Лейле подумалось, что такой подвид вымер несколько десятилетий назад, подвид озлобленных людишек, постоянно шныряющих по дому и везде сующих свой нос. Он взял пачку мелких купюр за то, чтобы проводить ее и Яшара в эту квартиру на восьмом этаже. Лифты перестали работать здесь задолго до того, как Мехмет Али снял квартиру. Жители пристально сердито смотрят на них, пока они протискиваются по лестнице. У всех дети, и телевизор орет в гостиной. На третьем этаже Лейла сбрасывает туфли на каблуках, иначе им придет конец на разбитых бетонных ступеньках.
— А вы ему
— Деловые партнеры, — говорит Лейла. — А как давно его нет?
— С февраля, — отвечает консьерж.
— А что, тут не привыкли ждать, пока кто-то будет объявлен мертвым, а потом уже распродавать его имущество?
Капыджи [66] пожимает плечами.
— Это решение хозяина дома. Это ж его владения. А вся эта ерунда покрывает первые пару месяцев аренды. Вы уверены, что вы ему не родственники?
— Это не наши проблемы, — бурчит Яшар из кухни.
66
Капыджи — привратник (турецк.).
— Ну кому-то ж это принадлежит.
— Вы не против, если мы осмотримся? — спрашивает Лейла.
Привратник, кажется, не слышит ее и зажигает, как ни в чем не бывало, сигарету. Лейла выуживает из кошелька двадцать евро. Да, репутация стамбульских привратников как взяточников подтверждается. Ну, мало было надежд, что на их стук дверь откроет сам Мехмет и напоит их чаем с конфетами. Мехмет исчез, но все его пожитки на месте, и так даже лучше. Теперь предстоит проделать работу детективу, а она еще в глаза не видела контракта от злобной Зелихи. Родственники — худшие работодатели. Лейла садится на корточки и осматривает трещинки в полу, заглядывает под плинтусы, встает на цыпочки, чтобы посмотреть на верхних полках, шарит по углам шкафов. Старые трусы, которые использовали как тряпку для вытирания пыли, да целлофановые упаковки от сигаретных пачек. От цветочного букета освежителя воздуха начинает болеть голова. Этот запах будет витать в мозгу несколько дней. Она поднимает крышку туалетного бачка.
Надо найти вторую половинку, сказал Яшар в машине, принадлежащей Джейлан — Бесарани, помятом ситикаре «пежо», которым приходилось управлять в ручном режиме, поскольку автопилот подцепил какой-то вирус. Яшар отпустил руль, чтобы порыться в конверте, а Лейла перехватила его левой рукой и объехала автобус дальнего следования с аккуратными кружевными занавесочками. Лейла забрала прекрасный миниатюрный серебряный Коран, по размерам меньше большого пальца. Яшар снова взялся за руль.
— Старый.
— Персидский. Настоящее серебро.
Лейла перевернула вещицу, и ощущение насилия, застывшее на обнаженной странице, поскольку Священный Коран разрезали пополам, напомнило, что не так уж далеко она уехала от Демре.
— А как он стал половинкой?
— Есть семейная легенда. По любому поводу найдется семейная легенда.
— Расскажи, я люблю семейные легенды.
— Все началось на заре XX века во время Первой мировой. Мой прапра-чего-то-там дедушка Абдулкадир — нас даже заставили выучить его имя, словно он был отцом нации или чем-то в этом роде, — так вот, его отправили в Чанаккале. Есть там такой холм Чанак Байыры, где прославился Мустафа Кемаль. Даже в Стамбуле все понимали, что это практически смертный приговор. Коран был старинной реликвией; узнав, что Абдулкадир собирается на фронт, его мать пошла к еврею-ювелиру и попросила аккуратно разрезать Коран пополам. Мусульмане бы не согласились такое сделать, как гласит история. Одну половинку мать дала ему с собой на фронт, а вторую сохранила. Священный Коран — единое целое, он неделим, и вторая половинка всегда будет искать первую и приведет сына снова домой.
— Он вернулся? Он выжил?
— О да, дедуля Абдулкадир оказался живучим. Он быстро смекнул, что сносить голову на плечах можно, нужно лишь держать от Кемаля и его удальцов подальше, в итоге дожил до восьмидесяти восьми и свалился замертво прямо в разгаре новогодней вечеринки.
— Думаю, тебе стоит гордиться им. Мне кажется, все, кто был в Чанаккале, герои.
— Он был единственным из подразделения, кто вернулся без единой царапины.
— Это все Коран.
— Это все инстинкт самосохранения.
Лейла заглядывает в бачок. На его дне не плавает ничего завернутого в шесть презервативов. Отлично. Ей совершенно не хочется совать руку в эту воду. Пусто.
— Взгляни на это, — тихо зовет ее из кухни Яшар. Он открыл ящик для ножей. Помощники хозяина дома даже ножи и вилки отправили на аукцион, но оставили пустые пластиковые пузырьки. Ящик полон ими. Яшар открывает все ящики. Все они полны пластиковых пузырьков. Яшар поднимает один, зажав между большим и указательным пальцами, — Нано.
— Вы уверены, что он не ваш родственник? — не унимается консьерж.
— Нет, он не родственник, — лжет Лейла.
— Хорошо, тогда я скажу вам, что на самом деле думаю. Он был плохим человеком, этот Мехмет Али. К нему постоянно приходили. Причем таких посетителей мы в семейной многоэтажке не жаждем видеть. Болгары, целая куча. Те, что готовы сразу при встрече вонзить в тебя нож. А еще грузины и русские — это нации бандитов. И женщины. Вы понимаете, о каких женщинах я говорю. Туда-сюда какие-то тюки таскали. А еще ящики с пустыми пластиковыми бутылочками, крошечными такими. Я понимаю, что это означает. Я тут прошелся со специальным пылесосом для аллергиков. Ну, знаете, для тех, кто не может, чтоб пыль лежала. Не хочу, чтобы эта ерунда забилась между досками, попала в трубы и все такое. Представляете, если она попадет к грызунам?
— Сверхумные крысы-мутанты, — ухмыльнулся Яшар. — Круто.
Наночастицы все еще пугают Лейлу Гюльташлы. Неважно, что они стали безопасными в применении, пользуются доверием и спросом потребителей, она представляет, как эти частицы расползаются внутри нее, словно в легендах о том, как в древности горный народ истребили вши, сожрав людей изнутри. Она воображает, что наночастицы летят, словно пепел, по венам, как в рассказах тех, кто кололся, — ты чувствуешь себя грязным изнутри. В колледже она всегда отказывалась, ходила с чистым мозгом на экзамены и пересдачи, даже если невыгодно смотрелась на фоне сосредоточенных, умных соучеников, узнающих все формулы. Она сдалась под давлением выпускных экзаменов. Всегда найдется кто-то, кто знает, у кого можно достать вещества, которые реально работают. Пузырек проделал весь путь по цепочке, возможно, прямо с этой кухни. Он стоял у нее на тумбочке, вызывая кошмары. Утром в день первого экзамена Лейла отвинтила крышку и вылила наночастицы, текучие, словно вода, в туалет. Дважды спустила воду для верности. Пусть рыбы под мостом Галата будут сосредоточенными и умными и узнают формулы, которых никогда не видели раньше. Лейле невыносима мысль о грязи и пыли внутри себя.
— Вы знаете, кто купил все оборудование? — спрашивает Лейла.
— Нужно спросить у…
— …хозяина. Можно мне его номер?
Консьерж пожимает плечами. Лейла отстегивает еще двадцатку. Ее единственная оставшаяся сестрица одиноко жмется к шелковой подкладке. Еще одна купюра перекочует к Зелихе. Всего можно добиться с помощью мелкой налички.
Лейла снова снимает туфли, поскольку путь вниз еще вероломнее, чем наверх.
— Яшар.
Он послушно трусит на две ступени позади. Вне офиса он ласковый котенок. А в офисе резкий и агрессивный. Лейла росла в доме с братьями и понимает мальчиков и их безостановочное соревнование. Интересно, как они с Асо вообще смогут заставить компанию работать. А она не работает. Вот почему Лейла тут. Ну кто пишет договоры займа на половинках Корана?