Дом дервиша
Шрифт:
— Мне кажется, около двери были салфетки.
— Это я так хотел извиниться за липкое рукопожатие.
Собеседнику Георгиоса под тридцать, у него небольшая бородка, аккуратно подстриженная, явно по случаю сегодняшнего события, а обычно он наверняка дает ей свободно расти. У него яркие глаза животного и смуглое лицо, видевшее много солнца. Рукопожатие действительно липкое, но крепкое, спортивное.
— Эмрах Бескардес.
— Георгиос Ферентину.
— Было бы нечестно сказать, что я о вас слышал.
— О, обо мне никто не слышал, и давно.
— Ручаюсь, обо мне вообще никто не слышал.
— Чем вы занимаетесь?
— Я зоолог. — Георгиос Ферентину не из тех, кто насмешливо улыбается, услышав чью-то специальность. Его интересуют все науки. Подлинная мудрость
Георгиос поднимает брови. Он не утратил своей симптоматичной любознательности.
— Мне кажется, это могло бы быть очень полезно.
— Честно сказать, я не слишком уверен, чем могу быть полезен, — говорит Эмрах Бескардес. — Но деньги предложили хорошие. Вы не возражаете, если я задам тот же вопрос?
— Нет, ну что вы… я экономист, точнее, я был экономистом. Занимался экспериментальной экономикой, но уже не работаю много лет.
Внезапно великосветские беседы прерывает звон, и это не бой мудреных часов из позолоченной бронзы, а человек в костюме, который стучит ложкой по ободку кофейной чашки.
— Дамы и господа, прошу следовать за мной.
— Думаю, лучше пойти отдать долг родине, — говорит Бескардес. Он быстро и незаметно сует носик ингалятора с наночастицами в ноздрю и делает короткий вдох, потом предлагает крошечный конус Георгиосу. Георгиос отказывается. Его восхищает то, как этикет застегивает перчатки, а технология вальсирует по миру.
Купец, который построил этот маленький дворец, потратил состояние на внешний фасад. Гостиная в задней части дома лишена украшений и кажется неряшливой — плоские пилястры, потрескавшиеся картины, облупившаяся краска, которая выцвела настолько, что превратилась из золотой в тошнотворно горчичную. Окно выходит на склады и гараж, солнечные установки и линии электропередачи, которые бегут от застроек на хребте в эту спрятанную долину. Организаторы расставили столы буквой «П», а на стене напротив повесили старомодный экран из смарт-шелка. Здесь нечего скачать цептепом, нечего унести с собой. На столах расставлены два типа бутылок с водой, но при этом нет ни бумаги, ни ручки. Эмрах Бескардес рисует домик на лежащем перед ним детском волшебном экране, а затем с явным удовольствием стирает его.
Делегаты рассаживаются. Георгиос отмечает, что они держатся теми же небольшими группами, что сформировались в основной гостиной. Всего три женщины. Высокий худой человек с невероятно длинными руками влетает через двустворчатые двери, чтобы занять место на открытой площадке перед столами, и Георгиос испытывает два чувства, которые связаны между собой и которые он не ожидал испытать снова. Одно — напряжение в нижней части живота, мышцы, давно погребенные под слоем жира, вспомнили о своем предназначении защищать тело от угрозы. А еще у него медленно, с легким покалыванием сжимаются яички. Георгиос знает этого человека. В последний раз он видел его сидящим за точно так же поставленным столом, с двумя бутылками воды, с газом и без, на собрании, после которого Георгиосу пришлось уйти на пенсию. Этого человека зовут Огюн Салтук. Он заклятый враг Георгиоса.
Время обошлось с тобой милостивее, чем со мной, думает Георгиос, наблюдая, как профессор Салтук медленно сканирует комнату. Мы были худощавы, мы были парнями, неутомимыми в работе и теоретизировании. Твои волосы давно выпали, но тебе хватило ума обрить голову налысо, а в бороде еще проглядывает черный цвет.
— Дамы и господа, — говорит профессор Салтук. — Благодарю вас за то, что пришли сегодня на первое заседание группы «Кадикей». Простите, если все организовано в стиле Джеймса Бонда, но подобные мероприятия, в достаточной мере экспериментальные, приходится проводить за закрытыми дверями, в обстановке полной секретности, для ограниченного круга лиц. Некоторым из вас пришлось приехать по первому же требованию и проделать довольно долгий путь, надеюсь, вас поселили в хороших отелях. Уверяю, со счетами мы разберемся. Что ж, позвольте представиться. Я профессор Огюн Салтук из школы экономики при Стамбульском университете. — Он делает небольшую паузу, чтобы глотнуть воды. Эмрах Бескардес уже рисует ящерицу на волшебном экране. Салтук продолжает: — Нас специально выбрали из различных отраслей науки: экспериментальная экономика, физика материалов, эпидемиология, политическая и экономическая аналитика, история, психогеография. Есть даже наш собственный научный фантаст. — Он кивает на приземистого мужчину средних лет с седеющей бородой, который умудряется милостиво улыбаться.
— Зоология, — шепчет Бескардес и стирает ящерицу, похожую на Салтука.
— Разные дисциплины, разные послужные списки. Вы спросите, а есть ли у нас вообще что-то общее. Я не стану говорить банальные слова о любви к великой стране, но скажу так: она нам небезразлична. Очень даже небезразлична. У каждого по-своему болит душа за эту страну, ее прошлое, настоящее и, да, за ее будущее. Возможно, мы верны каким-то определенным политическим объединениям, но в первую очередь все мы добропорядочные граждане Турции. За пять тысяч лет цивилизации наша история зачастую становилась служанкой географии. Турция расположена четко посередине между Северным полюсом и экватором. Мы — ворота между Плодородным полумесяцем и Европой, между закрытой Центральной Азией и Средиземноморским регионом и Атлантикой. Целые народы и империи то прибывали сюда, то утекали прочь. Даже сегодня шестьдесят процентов европейских газовых поставок идет или под Босфором, или по трубам прямо под нашими ногами. Мы всегда были пупом земли. Но прекрасное по природе своей место окружило нас историческими врагами: русские на севере, арабы на юге, Персия на востоке, а на западе — само Красное яблоко, Европа.
Красное яблоко — миф оттоманского империализма. Когда Мехмет Завоеватель смотрел из-за зубчатых стен своей крепости в Европе на Константинополь, то Красным яблоком был золотистый земной шар на открытой ладони статуи Юстиниана на Ипподроме, символ римского владычества и амбиций. Мехмет ехал через разрушенный Ипподром, по захиревшим улицам умирающей Византии, и Красное яблоко стало самим Римом. Но правда заключается в том, что Красное яблоко всегда оставалось недосягаемым, поскольку клонилось к западу, словно шар заходящего солнца.
— А теперь мы оказались зажатыми между арабской нефтью, русским газом и иранской радиацией и решили, что единственный способ заполучить Красное яблоко — стать его частью.
Фигня, думает Георгиос. Такими россказнями ты не смог бы оскорбить даже интеллект студентов.
— Эту группу создали как неофициальную научную комиссию, которая работала бы параллельно с группой «Хаджетеппе» в Анкаре. Я обсуждал с МИТ идею чисто теоретической работы, но обстоятельства вынудили нас ускориться. Как вы знаете, вчера в трамвае на Бейоглу была взорвана бомба. У нас есть дополнительная информация, которая заставила МИТ повысить уровень угрозы до красного. Я не собираюсь рассказывать, что это конкретно за информация, это не касается работы группы. Вы, может быть, слышали о моей работе, я опубликовал книгу «Большой скачок. Когда незнание действительно во благо?». Нет? Она вышла на английском… Неважно, основной ее посыл заключается в том, что ученые, работая с минимумом информации, могут интуитивно совершать куда большие скачки, чем при целенаправленном мышлении.
Знаю я эту теорию, думает Георгиос Ферентину. Очень хорошо знаю. А ты так же хорошо знаешь вторую часть теории: предпосылкой для креативного скачка является достаточная информационная экология, чтобы одни данные не перевешивали другие. Не нужно предоставлять идеальную информацию, это все из области экономической фантастики, просто пусть пейзаж будет пребывать в равновесии.
— Мы собрали группу самых разных и оригинальных мыслителей Турции. Мы широко раскинули сети, мы стремились к эклектике. Я считаю, что такая разношерстная группа, работая с минимумом информации, может генерировать идеи и интуитивные догадки, какие не по силам группе «Хаджетеппе». Думайте в любом направлении, вам позволено все. Полная свобода мысли. Скажу одно: во время наших сессий не полагайтесь только на свои сильные стороны. Позвольте себе играть, позвольте дать удивить себя.