Дом дервиша
Шрифт:
Слишком поздно, думает Айше. Сельма Озгюн уже капнула этого самого меда мне на язык.
— Это не для меня, а для клиента.
— Он вам заплатил?
— Аванс.
— Ну раз он хочет посмотреть, как его деньги бросают по ветру чайкам…
— Моих клиентов это обычно мало волнует.
— Ладно. Но помните, что вы потратите зря свое время, деньги и счастье на Медового кадавра. Раз Сельма прислала вас ко мне, значит, она рассказала вам основное: Ферхаты, проклятие и Волосатый человек из Каппадокии. После этого истории расходятся, превращаясь в теории. Я не верю в теории. Это ненадежный фундамент для веры.
Красный зажигает сигаретку, он машет ею, как дирижерской палочкой, отбивая ритм слов.
— Теории о том, что же случилось дальше с Медовым кадавром, можно разделить на три основных категории, по географическому признаку, то есть в зависимости от того, где потом оказалась мумия. Итак, мы имеем три школы: северную, восточную и западную. Последователи северной школы утверждают, что хаджи Ферхата перевезли в Трабзон на побережье Черного моря, а оттуда в Крым и в летний дворец Путятиных, князей, которые восходят к Рюриковичам, киевским
Красный подается вперед, глядя на свой поплавок, а потом откидывается назад и беззаботно отхлебывает кофе.
— Восточная школа полагает, что Волосатый человек из Каппадокии не выезжал из центральной Анатолии, а был странствующим дервишем из Персии, который на какое-то время присоединился к пустынникам неподалеку от Невшехира. Он снова поехал на восток вместе с гробом. А дальше история нечистая, это мне интересно, поскольку подлинная история никогда не бывает чистой. Северная школа представляет одну последовательную теорию, пусть и изрядно приукрашенную. Восточная школа — это целый букет теорий. Большинство представителей восточной школы сходятся во мнении, что дервиш каким-то образом утратил гроб, то ли умер от болезни, то ли его убили, то ли ограбили, то ли его задушил соперник, то ли любовница задушила, то ли проиграл. Некоторые говорят, что гроб оказался у вероотступнического ордена алевитов, [74] и те передавали его из поколения в поколение, а в Стамбуле он оказался только в 1970-х, когда начались массовые миграции с востока. Другие утверждают, что гроб передали в руки сирийских христиан или армянской церкви, или же он оказался у представителей более древних форм христианства типа несторианцев. Есть и еще одна версия: якобы курды убили дервиша, стащили гроб и увезли на место современного Ирака, чтобы использовать во время кощунственных ритуалов езидов. Каждые десять лет они сцеживают немного меда, чтобы лечить болезни и творить чудеса, и люди толпами стекаются туда отовсюду, с обеих сторон границы. Если верить этой версии, гроб добрался до Стамбула только в 2003 году, после американского вторжения, якобы курды перевезли его сюда, поскольку их враги в последнюю очередь станут искать гроб в крупнейшем турецком городе. Звучит и такой вариант: якобы гроб перевезли в Стамбул в 2001 году в ходе спецоперации ЦРУ. Они работали в пограничном районе годами, там даже расчеты все шли в долларах. В Измире гроб конфисковали, когда накануне операции «Иракская свобода» мы не позволили американскому флоту пополнить запасы на нашей территории. Якобы гроб задержала таможня. Мне особенно нравятся эти истории, поскольку я люблю, когда сказка вплетается в реальные события. К несчастью, доверия этим версиям у меня никакого. Слишком уж все публично, наша таможня чересчур коррумпирована, чтобы Медовый кадавр спокойно пролежал где-то на складе двадцать пять лет. Хаджи Ферхат побывал в Мекке, в Медине, в монастыре Святой Екатерины на Синае и в Иерусалиме, чуть ли не в Эфиопии, Аксуме, где рассказ о нем соединился с историей о конечном местоположении Ковчега Господня. Обратите внимание, южной школы не существует, юг фигурировал в историях, но слился воедино с восточной интерпретацией около пятидесяти лет назад. Ферхат, по некоторым рассказам, добрался на востоке аж до храма Огня в Баку.
74
Субэтническая, религиозная и культурная община в Турции и Албании, насчитывает несколько миллионов.
Красный бросает сгоревшую до фильтра сигарету в воду и зажигает новую. Паром протискивается через зазор между нижними ярусами. Так хорошо сидеть рядом с водой, рядом с кораблями, практически на одном уровне с ватерлинией, думает Айше. Отсюда открывается новая перспектива. Если бы на ней были менее помпезные туфли, то она бы скинула их и спрятала ноги под стул. Настало время историй.
— Перейдем к западной школе. Здесь версии особенно интересны, их объединяет общая предыстория: якобы, заполучив гроб, наш волосатый товарищ из Каппадокии направился на запад в сторону Балкан, чтобы присоединиться к ордену дервишей на территории современной Боснии. Гроб стал местной святыней и местом паломничества, после того как дервиши в текке заметили мед, сочащийся из гроба, и родилась легенда, будто бы этот мед при нанесении на губы солдат придает им смелость, силу и неуязвимость самого хаджи. Раны будут сами затягиваться, тела — обновляться. Очевидно, что это вариант легенды о Хизире, но в итоге мазали всех: и партизан, которые боролись с оттоманами в 1890-х годах, и немцев во время Второй мировой, и сербские дружины в 1990-х. В те моменты, когда боснийский народ особенно будет в этом нуждаться, могила хаджи Ферхата снова начнет источать волшебный мед. Это прекрасная история, и, разумеется, все мусульмане от Сараева до Исламабада присвоили ее себе. Пуштунские моджахеды, палестинские сепаратисты интифады, которые забрасывают камнями израильских солдат, чеченские террористы-смертники и даже курдские боевики утверждали, что защищают хаджи Ферхата. Интересно, что и восточная школа медленно впитывает традицию западной; лет так через двадцать или около того, как я думаю, она полностью поглотит западную школу. Итак, вот вам три версии. В двух из них Медовый кадавр из Искендеруна оказывается в Стамбуле, а в третьей — в текке в Боснии.
— Прошу заметить, вы не говорите, какая из них верная.
— Да.
— Есть ли тогда явно неверные?
— Ну, текке хаджи Ферхата не существует. В Боснии есть несколько текке Золотой цепи Накшбанди Хаккани, но это умеренный орден, они не почитают мощи. На Балканах много приверженцев ордена Ал-Кадирийа, но они все тщательно фиксируют, и в их записях нигде не фигурирует Медовый кадавр. Как и у рифаитов с их главным центром в Албании. Однако они близки с бекташи и алевитами, поэтому Медовый кадавр мог проделать обратный путь в Анатолию. Существует возможность, что хаджи Ферхат стал неким местным святым или даже был воспринят христианской церковью, но, учитывая всю силу легенды, мы бы об этом услышали. Определенно это привлекло внимание сербской армии в последние дни боснийской войны. Пока сербов оттесняли войска НАТО, небольшую группу спецназовцев под командованием майора Дарко Гаговича направили, чтобы найти и выкрасть тело хаджи Ферхата.
— Выкрасть легенду? — спрашивает Айше.
— Но ведь это не легенда. Дарко со своими ребятами прошлись без разбору по домам дервишей во всей Боснии. Хаджи Ферхат был предлогом, их миссия заключалась в том, чтобы убить как можно больше суфиев и сжечь как можно больше текке. Они ничего не нашли, но это не значит, что найти было нечего. Когда пошла молва о карательном походе, дервиши, понятное дело, спрятали свое сокровище. Понимаете, о чем я? Ничего не известно. И нельзя что-то узнать. Потому я прихожу к выводу, как бы я ни был очарован западной школой, что в конечном итоге их теория неубедительна.
— Расскажите мне о русском следе.
— Мне кажется, русский след тоже неубедителен, но уже по другим причинам. Кучка престарелых белогвардейцев заявляет, что Медовый кадавр у них. Это сразу кажется мне подозрительным. Почему именно русские, а не поляки, не кашубы, не болгары или армяне? Воронка истории в форме Октябрьской революции очень удобна, но попахивает исторической реконструкцией. То есть такую историю вы сочините, глядя в прошлое из сегодняшнего дня. Если хаджи Ферхат действительно был в Крыму, то его, скорее всего, вывезли во время Крымской войны, а тогда он появился бы в Стамбуле лет на шестьдесят пораньше, или во Франции, или в Англии. Боюсь, это типичное для русских выпячивание своего «я». Больше всего меня убивает, что ни одна из историй северной школы нигде не фигурирует до книги, вышедшей в Москве в 1992 году после августовского путча, она называлась «Божественный мед: Романовы и Медовый кадавр». Автор книги — бывший капитан вертолетной части Черноморского флота Дмитрий Лебедев, которому явно некуда было девать время.
— Мой покойный отец командовал нашим черноморским флотом, — говорит Айше.
— Я служил в ВМС. — Красный пожимает плечами, глядя на свой поплавок. — И тоже не знал, куда девать время.
Красный поднимается со стула, чтобы проверить поплавок, сверху с шумом забрасывают грузило, которое плюхается в безжизненную воду. Паром увеличивается в размерах, направляясь к мечети Рюстем-паша.
— То есть это вариант восточной школы, — говорит Айше.
— Это лабиринт, в котором можно потерять всю свою жизнь. Сельма предупредила вас, и я предупреждаю снова. Некоторые потратили годы, а то и жизни целиком на изучение Медового кадавра. Многие были исследователями вроде вас, но сдались, поняв, что если Медового кадавра и найдут, то не благодаря их теориям, а значит, их теории окажутся несостоятельными, а жизнь — потраченной впустую. Стамбульцы могут с легкостью тратить жизни на всякую ерунду, пока не вмешивается реальность. Теории. Никогда не позволяйте подвергнуть вашу теорию вульгарной проверке на практике. Если хотите продолжать поиски, я могу указать вам лишь то же самое направление, что и всем остальным, дальше дело за вами. У меня есть только истории, а может, этого и достаточно. Потребуется колоссальная творческая работа. Но если хотите поговорить с прямыми потомками хаджи Ферхата, ну или с людьми, которые претендуют на это звание, то нужно ехать к Бесхун. Вы найдете ее на Египетском рынке. Она работает по утрам. Высматривайте кроликов. Кроликов и семена овощей. Скажете, что вас прислал Красный. — Он поднимается с места, зажигает свежую сигарету и смотрит на свой поплавок в воде. — Ну же, сволочи, давайте. Солнце село, наступил прохладный-препрохладный вечер. Ох, кстати, вы ведь заплатите за кофе.
Как Красный и обещал, цена за кофе кусается. Айше скрепя сердце оставляет несколько центов на чай и замечает, как вдоль парома движется в сторону причала Эминеню маленький проворный катер. Айше забыла про время, не обратила внимания на наклон солнечных лучей, длину теней и насыщенно-золотистый свет на холмах Азии. Катер пришел за ней.
— Мы предпочитаем онлайн-заявки, — говорит щеголеватый парень из Европейского банка инвестиций в новые технологии.
Он красив и знает это, что в глазах Лейлы является недостатком, носит галстук из наноткани, которая меняет рисунок каждые двадцать секунд. Это уже не такой серьезный недостаток. Кабинет забит маленькими наноигрушками и безделушками: лист из шелка с наночастицами складывается и раскладывается в бесконечные оригами, а куча смарт-песка на подносе, стоявшем на столе, сама собой насыпается в пагоды, причем каждый раз разные. Насыщенная наночастицами жидкость бежит вверх и крутит маленькую водяную мельницу, а покрытие на полу меняет свою текстуру, превращаясь из ворса в мех, а потом в перья, а из перьев — в кору. В этом судорожно вибрирующем кабинете ничто не задерживается в одной форме больше, чем на тридцать секунд.
— Мне кажется, я бывал в таком месте, когда принимал ЛСД, — шепчет Асо, когда они уселись за нервозным столом, а Мете Оймен нашел свои записи о компании «Джейлан — Бесарани».
В рубашке и костюме Асо как посол «Джейлан — Бесарани» выглядит куда представительнее, чем Яшар. Он внушительного роста и не толстый, толстых мужиков Лейла категорически не любит. Не так-то сложно подправить внешний вид, но Асо есть куда расти: для начала надо подобрать другую обувь и отутюжить одежду.
— Онлайн-заявка не дает того непосредственного контакта, что встреча с глазу на глаз, — говорит Лейла. — Вы не ощущаете страсти.