Дом духов
Шрифт:
Пратт в ту ночь вертелся с боку на бок, думая о том, кто помогает им в полиции. Он пришел на квартиру Кальвино, поспав всего три часа. Его улыбка погасла, подобно давно остывшему огню. Он пришел умолять друга уехать, но достаточно хорошо знал Винсента и понимал, что тот сделает для него все что угодно, но только не убежит. Годами ходили слухи, что бирманская армия принимает участие в контрабанде опиума через северную границу с Таиландом. Бирманцы никак не могли расширять операции внутри Таиланда без чьей-то помощи в Бангкоке. Кто в департаменте полиции помогает бирманцам? Полковник перебрал все возможности и сузил список до нескольких
Факты начинали подрывать профессиональную репутацию некоторых людей, и это гарантировало продолжение насилия. Пратт был хорошим, порядочным копом. Но даже хороший коп закономерно гордится своим департаментом. Ему было трудно признать, что Кальвино прав – фаранги, обладающие проницательностью, встречаются редко, а фарангов, имеющих доступ к секретной информации, почти не бывает. Факты мешали Пратту, он хотел видеть совсем другие. То, что он обнаружил, делало его несчастным и приводило в возбуждение, но в конце концов – и ирония этого не осталась незамеченной Праттом – он смирился с тем, что Кальвино – единственный человек, которому он может доверять и с которым может работать. А в деле об убийстве тайца такой вывод делал его – в лучшем случае – кандидатом на скорую отставку или на получение назначения в какой-нибудь городок в убийственной близости от границы с Камбоджей.
– Джао по, продажные полицейские, токсикоманы и бандиты… Ой-ой-ой! – произнес Кальвино, наблюдая, как кран на горизонте переносит груз свежего цемента. – Одно можно сказать с уверенностью: Бена Хоудли прикончил не парнишка из Исана.
– Я знаю, – ответил Пратт, впервые признавая такую возможность. Он увидел, как прояснилось лицо Кико.
– Когда он сможет вернуться домой? – спросила она.
Ни Кальвино, ни Пратт не хотели ей отвечать.
– Не так-то это просто, – произнес в конце концов Винсент. Полковник с благодарностью взглянул на него, потом на Кико.
– Он в большей безопасности там, где он сейчас, – прибавил Кальвино.
– Я могу повидать его, Пратт? Поговорить с ним? – спросила она.
Спокойное, отстраненное поведение Винсента заставляло ее нервничать. Он перестал шутить и пританцовывать. Когда такой человек, как Кальвино, становится серьезным, есть причины тревожиться, и она это понимала.
– Я бы хотел поговорить с парнем, – сказал сыщик, он думал, что Пратт собирается объяснить, почему просьбу Кико выполнить невозможно. – У меня такое чувство, что ему есть что рассказать. Он доверяет Кико.
– Нет! – крикнула она. – Ты не можешь использовать его доверие ко мне таким образом. Это погубит все, ради чего я работала в общине. А это неправильно.
– А если мы не узнаем, что тогда? – спросил Кальвино.
– Умрет еще больше людей, – сказал Пратт. Он отошел от перил и повернулся к Кико, стоящей напротив. – Винсент прав. Если хочешь помочь людям из Исана, помоги Винсенту. Заставь Лека чувствовать себя свободно.
Кальвино осознал, что полковник сидел за столом, пил кофе и читал газету не просто так. Он никогда прежде не бывал в квартире у Кальвино. Речь об отъезде из страны была обычным предупреждением о том, что он еще может выйти из игры и уехать.
– Лека отправили на прочистку канализации. Сукхумвит, между Сой 43 и Сой 55, сегодня утром.
– На прочистку канализации? – Винсент
Пратт, когда ему напрямую задают неудобный вопрос, пытается выиграть время или, еще лучше, просто игнорирует его, подумал Кальвино. Но полковник разыгрывал это не так убедительно, как многие тайцы, – он слишком долго прожил в Нью-Йорке. Это изменило его способность воздвигать между ними стену и давало Винсенту преимущество, что иногда не нравилось Пратту. Кальвино обладал способностью проникать в его мысли. Иногда это тревожило полицейского, а иногда забавляло. Сыщик поспорил сам с собой, что единственным ответом ему будет лукавая, понимающая улыбка.
Пратт глянул вниз на крышу, усыпанную гравием. Он посмотрел на ситуацию с точки зрения Кальвино и осознал юмор.
– Это я устроил, – признался он.
– А как ты думаешь, тот человек в полицейском департаменте, который причастен к этому, знает об этом? – Кальвино с трудом сглотнул, начиная до конца осознавать.
– Конечно; почему я тебе велел уехать из Таиланда, как по-твоему?
– Потому что знал, что я не уеду.
– А если ты собираешься остаться, тогда…
– Почему бы не принести пользу? – закончил предложение Кальвино.
– Ты все это знал, когда пришел сегодня утром, – сказала Кико.
Она восхитилась медленным, постепенным и настойчивым методом Пратта, который позволил ему заставить Кальвино и ее вынудить его делать именно то, что ему нужно, но о чем он никогда бы не решился попросить их прямо. И подумала, что в его стиле есть нечто японское. Кальвино вспомнил табличку, которую Пратт держал на своем письменном столе в полицейском участке. То была цитата из «Кориолана»: «Движение красноречивей слов» [21] . Для Пратта действия имели большую ценность, чем слова. Если только эти слова не были написаны Шекспиром.
21
У. Шекспир. «Кориолан», акт 3, сцена 11. Пер. М. Лозинского.
* * *У конца Сой 49 – длинной улицы, тянущейся мимо госпиталя «Самитивей» и дюжин высотных жилых домов, где жили богачи, – Кико первой увидела десятка два темнокожих тайских подростков, настоящих уроженцев Исана, в стандартной тюремной рабочей одежде: синие кепки с козырьком, шорты и сандалии. Их крепкие тела были испачканы темной жирной слякотью из чрева сточных канав Сукхумвита. Мать с трудом узнала бы сына, покрытого слоем человеческих экскрементов. Кико заглянула каждому из них в лицо. Рабочая бригада усердно трудилась под ранним утренним солнцем.
– Я его не вижу, – сказала она.
Кальвино пошел по мостовой вдоль шеренги.
– Он должен быть здесь, – сказал сыщик. – Продолжай искать.
Тюремный надсмотрщик в коричневой униформе курил сигарету, сидя на деревянном стуле с прямой спинкой в тени навеса. Его голос перекрывал дорожный шум, когда он выкрикивал приказы. Выдувая облака серого сигаретного дыма, он следил за Кальвино, как кот за мышью. Кико прошептала что-то в пяти футах от бригады, где ее не слышал надсмотрщик. Тот презрительно ухмыльнулся и закричал на одного из заключенных, который остановился, чтобы вытереть пот с лица.