Дом хрустальный на горе…
Шрифт:
– А я её люблю! – таков был ответ Юсуфа. – И буду любить вечно…
Вообще не влюбиться в Самет было невозможно. Природа наградила её внешностью, словно выписанной кистью Мане. Матовое лицо с классическими линиями лермонтовской Бэлы, огромные глаза, роскошные волосы и стройная фигура многие мужские сердца заставляли биться тревожно.
Когда Самет шла по улице, люди невольно оборачивались ей вслед. А если ещё добавить, что при этом она оставалась удивительно доброжелательным и улыбчивым человеком, одарённым совершенным музыкальным слухом и хорошим голосом, то можно было понять молодого учителя, остановившего свой выбор на ней и преодолевшего, скажем прямо, немалое на пути к своему счастью.
Да вот на этом пути оказалось много сложностей, особенно в стремлении создать полноценную семью. Двое первых детей умерли в раннем возрасте, и только рождение Луизы, ясноглазой и живой, как ртуть, сменило грусть
– Осталась одна – отец на фронте!.. – Луиза говорит об этом спокойно, хотя я вижу, чего ей стоит невозмутимость.
Я знаю, кавказских женщин с детства приучают к сдержанности, все душевные бури им надо таить внутри. Но их глаза часто говорят о скрытой боли красноречивее, чем любой самый горький плач.
«Спрашиваете, почему мама оказалась в Краснодаре? Очень просто, она там училась на бухгалтерских курсах. Другого выхода не было, надо было получать какую-то профессию. Ей помогли поступить на эти курсы, тем более что папа оставил нам свой офицерский аттестат, по которому можно было получать продукты, но только в городе. Каждую неделю она возвращалась в аул, как правило, пешком, чтобы подержать меня на руках, ещё грудную. Моей кормилицей была тогда тётя Цаца, у которой в то время тоже родился ребёнок – мой двоюродный брат Сагид. Но вот однажды мама не пришла, нет её одну неделю, другую… Стала закрадываться тревога – что-то случилось! Никакая сила не могла остановить Самет от встречи со своим дитём! – Луиза надолго замолчала, невидяще глядя в окно… – Словом, поехал в Краснодар её дядя по отцу, он и нашёл следы. Совершенно случайно, в таком же трамвае, услышал рассказ о молодой женщине, поразительной красавице, которую с восхищением рассматривал весь вагон, и надо же, именно она во время налёта погибла.
Исхак Гучетлъ, бабушка Мурата Самет Исмаиловна Уджуху, сосед Хусейн (слева направо)
Всё, что осталось от бедной Самет, нашли в городском морге, привезли в аул и под общие рыдания похоронили. Впрочем, тогда плакала вся страна, немец день и ночь бомбил город и всё, что вокруг. Ну а дальше уже началась жизнь без мамы… – Луиза прикрыла в задумчивости глаза. – Я её часто вспоминаю. Рисую себе образ, поскольку ничего из той жизни практически не помню. Всё только по рассказам близких… Но мне кажется, что более всех от неё унаследовал Муратик. Такой же белозубый, такой же улыбчивый, так же вечно с гитарой в руках, всегда светящийся доброжелательностью. В детстве был ну прямо солнечным мальчиком, как и его бабушка! – Луиза помолчала, а потом, глядя в пространство, добавила: – И с такой же горькой судьбой…»
Так уж устроена человеческая память, что к старости она более высвечивает те периоды, когда жить было совсем непросто. Но молодость, как известно, многое компенсирует, сглаживает надеждой, уверенностью, что дальше будет лучше. Так, в общем-то, в конце концов, и стало.
Луиза с теплотой вспоминает шестидесятые годы, начало работы, формирование молодой семьи, домашнего быта. Всё благополучие добывалось собственными руками. Им тогда приходилось чаще работать в поле. Зарплата была небольшой, а потребности росли, поэтому ни один сельский педагог не чурался огорода, благо колхоз всячески помогал, особенно молодым учителям. В ту пору всероссийскую славу приобрели адыгейские овощи, особенно помидоры. Приходилось Луизе осваивать и это дело, благо муж, потомственный землепашец, усталости не ведал. Рано утром скот выгонит в стадо, потом бежит на уроки, а остаток дня, особенно в страдную пору, – огородные дела. Дети тоже, можно сказать, росли в борозде, с раннего возраста хорошо ведая, что такое лопата, тяпка, рассада, поливальный шланг. Излишек урожая везли на рынок, где овощи из Адыгеи разметали вмиг. Появились признаки первого благополучия, когда можно было уже купить хорошую одежду, прежде всего – детям. Им же – главную отраду тех лет – велосипед, на котором сияющий от счастья Мурат летал по аулу и окрестностям, мебель в дом, такой желанный в ту пору телевизор.
Юсуф Уджуху, дед Мурата
Вспоминая с теплотой те годы, Луиза однажды начала говорить, что, пожалуй, только их поколение реально стало
«Ведь в нашей семье, как, впрочем, и во всех других, жертвенность становилась обычным делом, люди рождались под оружейную канонаду и погибали от неё, – рассказывала она, невидяще глядя в пространство, словно под грузом чего-то очень тяжёлого. – Не знали, в какую сторону бежать от горя, – продолжала она, – от лишений, страданий. Когда погибпа мама, её мать, моя бабушка, в сущности, осталась совсем одна. Деда расстреляли ещё в Гражданскую. Поехал как-то в станицу Рязанскую, а туда налетели какие-то безумные каратели, устроили погром, в котором погибло множество людей. Так, ни за что ни про что… Тогда, говорят, это было обычным делом… – Луиза с горечью усмехнулась. – Помните, как в фильме „Чапаев“: „Белые приходят – грабят, красные, понимаешь, тоже грабят… Куда крестьянину податься?..“ Вот так дед и сгинул…
Бабушка Фатимет Гучетль осталась жить со свекровью, она не могла её покинуть, старую, больную женщину, когда дети – сын и дочь – предлагали уехать, неизменно отвечала: „Не гневите Аллаха!“ Так и довела в полной справности дорогого человека до последнего часа, который провела, сидя у её изголовья с Кораном в руках.
Она вообще была редчайшей заботницей. Ей и только ей обязаны жизнью дети деверя (а их было пятеро). В год голодомора, когда люди падали от истощения прямо на улице, она уходила далеко-далеко от аула, бродила в одиночестве по степи, искала только ей известные коренья, выкапывала их и бережно несла домой, где на очаге готовила нечто похожее на пищу, в которой вкуса почти не было, но зато было то, что позволяло поддерживать детские жизни.
Это воистину была светлая и чистая душа, у которой сердобольность и добросердечие были главными качествами. Они и дали возможность всем им выжить в те страшные времена, когда на лицах детишек оставались только одни глаза. Любовь её к детям была неизмерима, и когда ребята подросли, наступила уже их пора заботы о Фатимет, что они посчитали своим святым долгом. Моя бабушка, – говорит Луиза, – после трагической смерти мужа так и не вышла замуж, хотя в молодости была ох, как хороша! Всё лучшее было отдано ею близким. Мурат очень внимательно проследил историю своих предков, особенно выделив Фатимет с её горькой судьбой. Я думаю, – продолжала Луиза, – что многие из тех рассказов он навсегда оставил в глубине своей души. Говорят, наша Зарема очень на прабабушку похожа. И характером, и внешностью… Вот только времена другие… Слава Аллаху, не такие жертвенные…»
Я отлично понимал, чего ей стоило произнести эти слова, тем более что доброта и доброжелательность были профилирующими качествами их рода, буквально пронизывающими каждое поколение, переходившими друг от друга, как завет от незабвенной Самет…
– Но, как видите, не пропала! – завершая тему, задумчиво усмехнулась Луиза. – Люди добрые всегда были рядом. Знаете, если я, полной мерой хлебнув горя, не погибла, не растворилась без остатка в океане бед, то только потому, что ещё большей мерой испробовала силу человеческого участия…
Как жить без Пушкина?
Вот это-то добро Луиза привнесла в свой дом, в свою школу, в которой проработала много-много лет. Она довольно рано вышла замуж, ещё в институте, в пору, когда с подачи советской прессы по всей стране шли жаркие молодёжные споры: кто важнее для страны – лирики или физики? Луиза относилась к ярко выраженным лирикам, поскольку в качестве будущей профессии выбрала литературу, более того – русскую литературу.
– В мировой культуре великая русская литература занимает совершенно особое место, – говорит она. – Вот недавно Владимир Владимирович Путин очень своевременно поправил наших горе-реформаторов, начавших переделку системы образования с наступления на словесность. Как тогда познавать жизнь без Толстого и Чехова, как расти без Куприна и Бунина, как существовать без опоры на Пушкина и Грибоедова, как шагать в будущее без Шолохова или Симонова, как преодолевать трудности без Шукшина и Распутина? Я горжусь тем, что мои дети выросли рядом с просторными полками домашней библиотеки, которую мы по крупицам собирали всей семьёй. Мурат, приезжая на каникулы, всегда привозил литературные новинки. А наша школьная библиотека – это всеобщая гордость и забота всего аула. Как бы ни продвинулась современная информатика, какими бы волшебными свойствами ни обладал компьютер, они никогда не заменят человеку ощущение бумаги, книжного томика с драгоценными текстами в руках. Я помню, как летом, валяясь в тени на травке, Мурат давился от хохота, открывая для себя короткие рассказы Чехова… Разве такое можно забыть, оно ведь на всю жизнь…