Дом Леви
Шрифт:
Она вскакивает с кровати, хватает чемодан, но в квартире ни звука. Только часы стучат. В этот миг раздается стук двери, и Белла сидит, ни жива, ни мертва на кровати. Она и представить не может, что доктор один вернулся домой, а Филиппа оставил в маленьком ресторане около стакана с вином, таким превосходным и нужным для холостяков. После того, как они выпили несколько стаканов, вино стало действовать – Филиппа охватила грусть, а доктор, наоборот, повеселел.
– Доктор, – сказал Филипп глухим голосом, – обратите внимание на окружающую нас публику. Кто они, нашедшие убежище на этой боковой улице, в темном ресторанчике. Только те, которых точит червь одиночества.
– Да, – ответил доктор и встал с места. – Мне надо идти. Я вспомнил, что меня ждет дело особой
И прежде, чем Филипп успел прийти в себя от удивления, доктор исчез из ресторана.
Доктор открывает дверь дома, и движется по узкому лучу, тянущемуся через темный коридор из замочной скважины комнаты Беллы.
– Да, – откликается Белла дрожащим голосом в ответ на осторожное постукиванье в дверь, – да, пожалуйста.
– Белла, что случилось? – удивляется доктор испуганному лицу девушки.
– Доктор, вы пришли один домой, без…
– Без кого?
– Без Барбары?
– Конечно, без Барбары. Что произошло, Белла? Тебя что, одолели страхи в моем доме?
– Доктор, извините меня, я возвращаюсь в Дом халуцев.
Доктор Блум изучает девушку долгим взглядом.
– Да, – говорит доктор, – да, детка, ты должна вернуться туда.
– Да, я должна вернуться.
– Завтра вернешься. Не выйдешь же одна в ночь, как будто ты спасаешься бегством.
– Верно, доктор, – улыбается Белла, – если я уйду, не попрощавшись с Барбарой, ваш дом будет для меня закрыт, а я этого не хочу.
– Если так, снимай свое пальто, и завтра расстанешься с Барбарой.
– Доброй ночи, доктор Блум.
Глава четырнадцать
Милосердия, жучки мои симпатичные. Милосердия! – Дед лежит в постели, и с двух сторон к нему прилепились Бумба и Иоанна, закручивают ему усы, целуют в щеки и соревнуются между собой, кто к себе повернет его голову.
– Вот, паразиты, – улыбается дед, тая от удовольствия.
Вчера дед приехал в дом Леви. Он, как всегда, нагрянул неожиданно, так, что никого не было, чтобы его встретить. Все разбежались развлекаться в воскресный вечер. Даже Фрида в сопровождении Франца пошла в кино. Дом оставили на попечение старого садовника, и он выполнил в полной мере возложенное на него – рассказал историю детям и уложил их в постель, справился у господина Леви о его здоровье и о том, необходимо ли ему что-либо. Убедившись, что тот уже в постели и ни в чем не нуждается, садовник ушел в свою комнату в конце дома, лечь, как обычно, в воскресный вечер и почитать сочинения Бебеля, вспоминая давние чудесные дни, когда учил теорию из уст самого Бебеля в вечерней рабочей школе.
Вообще-то, дед приехал в Берлин после полудня, и не с пустыми руками, а нагруженный пакетами и корзинами, курами, уже готовыми к варке, гусями с опущенными висячими зобами, живым индюком, банками с медом и маслом, корзиной яиц. Ко всему этому еще был большой букет хризантем в подарок от Агаты Фриде, с которой она всегда враждовала. Так, с кучей подарков прибыл он в Берлин, и немедленно, сойдя с поезда, мобилизовал батальон грузчиков, контролеров и просто пассажиров. И все хлопотали, чтобы помочь деду вытащить из вагона все его добро, и дед проворно командовал всеми, раздавая сигареты направо и налево. Когда на перроне образовалась гора груза, дед поставил двух грузчиков эту гору сторожить, и пошел искать карету, запряженную лошадьми, потому что не любит такси, не для его чести сидеть и вдыхать застоявшийся воздух в закрытой машине. Битый час крутился дед в толкотне и суматохе вокзала, всех расспрашивая, где тут можно нанять карету, и все изумлялись деду, указывая на уйму машин, снующих по шоссе. Но дед не собирался уступать и, в конце концов, нашел карету, черную, сверкающую, запряженную в пару белых коней, и извозчика, поразительно похожего на самого деда: с серебристой шевелюрой и пышными закрученными лихо усами. Надо сказать, что, когда господин попросил его отвезти из центра города в отдаленный пригород, кучер не скрыл от него свои сомнения. Но тут же получил толстую сигару
Дед раскрыл дверь ключом, всегда хранящимся у него в кармане. В доме безмолвие, как в церкви. Не любит дед церковную тишину, пригласил в дом единственного друга на этот час. Перенесли они в кухню весь груз из кареты, и присели за стол. Принес дед бутылку, полную крепкого желтоватого напитка и стаканы, и дружба их дошла до слез, текущих у обоих из глаз. И когда они, наконец, расстались, тискали друг друга в объятиях и давали обеты, что никогда не забудут друг друга. И дед поднялся в свою комнату.
Эту комнату берегли только для него, а так как приезды были всегда внезапны, его всегда ждала свежая постель.
Комната больших размеров, и в ней мебель еще времен бабушки.
Дети называют эту комнату «унылым домом». У стен шкафы и тумбочки с вещами деда и бабушки, а посредине широкая кровать с кружевным голубым балдахином – супружеская постель деда и бабушки. Он уже дремал под балдахином, когда Фрида и Франц вернулись домой. Увидела Фрида гору продуктов в кухне, и у нее потемнело в глазах, но, приложив ухо к двери деда и услышав его знакомый храп, смягчилась. Франц, человек дела, тут же придумал уловку, как сообщить всем членам семьи о приезде деда, но, не желая всех ждать допоздна, разбудил пса Эсперанто и повесил на его шее большой плакат: «Приехал дед и спит». Пса привязал к ножке кресла, стоящего у входа в салон, так, что все живущие в доме еще ночью были извещены, что прибыл дед и пребывает во сне.
Иоанна и Бумба первыми прибежали утром к постели деда.
– Дед! – закричал Бумба. – Что это у тебя за ночная сорочка?
Дед протирает глаза, смотрит на себя, и заходится в громком хохоте, сотрясающем стены. Встает перед зеркалом, и оглядывает рубаху – из тонкой ткани, с множеством складок, широченными рукавами, отороченными красной вышивкой. Когда вчера дед расстался со своим новым другом-кучером, перепутал тумбочки, и по ошибке извлек из одной ночную рубаху бабушки. Комната продолжает оглашаться хохотом, когда туда входит Фрида с ранним завтраком на подносе.
– Уважаемый господин…Но, господин…
Дед продолжает с большим удовольствием хохотать и не замечает прихода Фриды.
– Когда она лежала в этом море складок, она их аккуратно выпрямляла. На волосах у нее был кружевной чепчик, а в зимние ночи надевала вязаные чувяки на ноги.
– Покойная госпожа была весьма порядочной женщиной, – хмурясь, прерывает его Фрида.
– Да, очень порядочной, подтверждает дед и глубоко вздыхает.
На несколько минут воцаряется тишина, как в церкви. Не любит дед эту тишину, и нарушает ее, обращаясь к Фриде с несколько сердитыми нотками в голосе:
– Был у бабушки и нелегкий характер. Ты уже это забыла, Фрида…
Фрида открывает шкаф и подает деду длинный домашний халат – прикрыть бабушкину рубаху.
В коридоре уже слышны шаги, все идут пожелать деду доброе утро – девушки, Гейнц, Фердинанд, Франц, Эсперанто с большим плакатом. И вот уже дед обнимает девушек, целующих его в щеки, внучки кладут головы ему на плечи, и он подмигивает им:
– Что это вы так поздно вернулись? До пяти утра я не сомкнул глаз. Все ждал вас.
И, как мужчина, жмет дед руки внукам, взлохмачивает волосы Гейнцу: