Дом на улице Гоголя

Эрде Анна

И потому что — бывает. У Германа тоже в семье не всё ладно было. А теперь? — хозяин! Юля забросила журналистику, открывает для Европы Андрея Платонова. «Нет, литературоведение — только часть, причём не основная. Это не просто писатель, это космос, Серёжа. Его нужно рассматривать, как говаривали в старину, в целокупности. — Юля говорит долго и охотно. Никогда раньше, в Загряжские времена, не видел её Сергей такой оживлённой — живой. — Его игра словами изумительна, но это не ради игры, не ради только точности, это уже производное от сущностного — ещё одно измерение». Написала большую работу, позвали в Сорбонну читать цикл лекций о Платонове, теперь пишет книгу. «Долго буду писать. Куда мне торопиться? — муж пока кормит, не отказывается», —

смеётся. «Пока кормлю», — ласково Герман на неё смотрит. Ну, вот, бывает же всё-таки!

На следующий день собирались однокурсники — Герасим позвал. Сергей не знал, как спросить: придёт ли она? — тоже ведь четыре года однокурсницей была. Юля заметила его мучения, будто невзначай бросила: придёт Наташа на встречу, придёт.

Ну и язва же эта Василевская! — соглашались друг с другом Тамары. Сначала ещё в институте Тимохина бросила. Не сумел он оправиться от такого подлого предательства, не вышло ничего примечательного из самого многообещающего на курсе студента. Когда с «горбачёвской перестройкой» многие вдруг зашустрили, Тимохин тоже оживился, организовал свой кооператив: надумал строить дачи для новых русских. И, вроде бы, дело у него пошло, но тут опять в Загряжске объявилась Наташка Василевская. Чёрной кошкой дорогу ему перебежала и опять умотала, теперь уже не в Сочи, а в Париж.

Хорошо ещё, что Оксана, на последнем курсе женившая на себе отвергнутого Наташкой Тимоху, оказалась мудрой женщиной. Она не стала устраивать сцен ревности, а увезла Сергея к себе на родину, в Украину, организовала там архитектурно-строительную фирму: всё для любимого муженька, чтобы не раскисал, тоскуя о её сопернице.

Приезжала как-то Оксана в Загряжск, встречалась с Тамарами, и те потом при каждом более или менее подходящем случае восхищались женским подвигом бывшей однокурсницы. «Не перевелись ещё на Руси жёны-героини. Оксана — из таких, - непривычно пафосно утверждали Тамары, теоретически знакомые с семейной стороной женской жизни. — Муж разнесчастный, любовницей брошенный, то в запои ударялся, то просто месяцами бездельничал, а она — ни слова упрёка, молчала и тащила на себе и фирму, и дом, и детей, да ещё супружника неверного. И ведь вытащила! Сейчас они, можно сказать, процветают».

Сергей, навестивший Загряжск спустя пару лет после приезда жены, всем своим обликом подтвердил непробиваемую правоту Тамар: выглядел вполне успешным и состоявшимся. Но настоящей сенсацией стало тогда не это обстоятельство, а повод, приведший Тимохина в родной город: в Загряжск нагрянула чета Мунцев, и откуда нагрянула! — из самого города Парижа. О том, что Мунцы в восемьдесят седьмом уехали за границу, разумеется, знали и, в целом, одобряли, хоть и свалили они как-то внезапно и втихаря, не попрощавшись ни с кем, не сыграв отвальную.

Рассудили так, что уехали Мунцы на ПМЖ в Германию, а оказалось, что они почему-то живут во Франции. «Небось, Геркина не в меру амбиционная жена захотела на Елисейские Поля. Пустите Юльку в Париж! Подумала бы сначала своей микроцефальной головкой: кому и на какой предмет они там нужны. Германия — это ещё понятно, как-никак Фольксдойче, идея воссоединения Германа Мунца с исторической родиной. Там пособия, господдержка переселенцев. А Франция тут с какого боку?», — отозвались на новость Тамары.

Но выяснилось, что Герман ворочает в Париже значительными архитектурными проектами. Эта неожиданная новость ошеломила всех. Герман, конечно, отличный парень, но звёзд с неба не хватает — таков был невысказанный вслух общекурсовой вердикт. А вот, поди ж ты, ухватил звезду, и не из разряда жёлтых карликов. Один только Тимоха всегда верил, что рано или поздно Герасим проявит себя как архитектор, и ещё как проявит. Но думал ли когда-нибудь Сергей, что верный друг так лихо обскачет в профессии его самого? Как Тимохин смог пережить эдакий кульбит судьбы — вот что отчаянно

волновало Тамар, когда они готовились к встрече с бывшими однокурсниками. Однако Тамары не обрели радости от вскрытия второго дна во взаимоотношениях друзей: Тимохин будто бы даже гордился достижениями Германа, а тот держался, как всегда, с обаятельной скромностью.

Прищепка Юлечка, хоть и не смогла растопить лёд, давно намороженный однокашниками мужа специально для неё, удивила всех несказанно: она весь вечер улыбалась, и не дежурно, не натянуто, даже пошутила пару раз, и вполне удачно.

Под конец встречи произошло нечто, ввергшее Тамар в тоску и печаль: Наташка Василевская, теперь мадам Батурлина, на несколько минут явилась народу в нестерпимом блеске парижского шика. Она мелькнула на неярком загряжском небосклоне в сопровождении забугорного супруга, импозантного и, судя по всему, состоятельного господина. Специально заглянула, чтобы француза своего продемонстрировать, носы нам утереть, горько рассуждали Тамары. Позже кто-то сморозил: Васькин муж чуть ли не граф, и живут они в старинном особняке, расположенном в аристократическом округе Парижа. «Не граф он, конечно, но мужчина вполне достойный», — сдержанно прокомментировали этот совсем уже несуразный слух Тамары.

Тем не менее, самым запоминающимся впечатлением от появления Василевской стала реакция на это Тимохина, дважды ею преданного. Тот засиял самоваром, когда в ресторанный зал вошла его бывшая, не отводил глаз от Наташкиного лица, глупейшим образом улыбался, пытаясь перехватить её взгляд; впрочем, безуспешно. «Ну, не дурак ли? — говорили между собой Тамары. — А мы с первого курса его за большого умника держали».

После встречи с однокурсниками два дня никаких известий с улицы Гоголя, потом как холодной водой — завтра уезжают, зовут прощаться. Пришёл вместе с семейством Герасима, и правильно поступил — в толпе не так заметно, что едва держится на ногах от волнения и печали. Как хороша! И как величава! И тот, который муж, вроде того генерала — и нос, и плечи выше подымает. Гордится.

Уехала. Не успел опомниться, а тут и Гера:

«У нас большая программа, сначала в Москву, потом по Золотому Кольцу кружок дадим. Наши мальчишки на всех континентах побывали, а родину совсем не знают, да и Танюша тоже мало чего здесь видела. — Гера с Юлей приёмную дочку Батурлиных в путешествие везли. — Ты, конечно, присоединишься, Серёга? Первым пунктом в нашей программе значится Владимирская земля, прежде всего, конечно, Суздаль. Ты бывал в тех краях?

Да, он бывал, с Наташей. Неужели, всё это происходило на самом деле? — они, крепко обнявшись, мчатся на катере, ветер бьёт в лицо, Наташины волосы летят над рекой, над берегом восходит храм Покрова на Нерли, а потом вместе с небом отражается в воде.

Не могу, Герасим: маме по хозяйству помочь надо. Не мог же он признаться, что денег осталось только на обратную дорогу до Киева.

Недели через три мы ещё завернём в Загряжск. Дождёшься нас, Серёга? Нет, не получится — дела. А дела такие, что Оксана по два раза на дню звонила, матери нервы трепала: развод, детей не увидит. И вы, мама, тоже больше внуков не увидите, хоть заплачьтесь потом. Чтобы немедленно возвращался!

Ехал в Киев с твёрдым решением расставить всё по своим местам, вернуть себе руководство фирмой, но, главное — дети, стать для них авторитетным отцом. Знал, конечно, что встретит сопротивление, но такого не ожидал. С порога вцепилась острыми ногтями в лицо — кровь, визг, Маша плачет: «Папочка!», сын хохочет: «Обалдеть!». Схватил за руки, хотел образумить, завизжала: «Костик! Он меня бьёт!». Из спальни хлопец, гарный, быковатый, она: «Сейчас же отвези этого дебила на объект. Ему с нормальными людьми жить нельзя. Да, пусть в общей бытовке, не граф, чтобы в персональном вагончике роскошествовать». Почему сказала «не граф"? Знает? И как давно? Теперь мстит?