Дом на улице Гоголя
Шрифт:
Глава двадцать шестая
Поздним воскресным вечером, когда тревога начала было отпускать Ивана Антоновича, явился Сергей. Он определённо был сильно обеспокоен, явился без звонка, без предупреждения, а ведь час уже был поздний, хозяева могли бы уже и спать улечься — такой неделикатности Сергей раньше не допускал. Теперь припозднившийся гость разговаривал с внучкой в её комнате.
— Сядь, дорогая, — сказал Сергей перепуганной подруге — по его лицу Наташа сразу догадалась, что произошло нечто из ряда вон выходящее. — И, пожалуйста, выслушай меня предельно внимательно.
Наташа
— Знаешь, Серёжа, нужно позвать деда. Он имел дело с НКВД — из-за бабушки, и вообще, сейчас нам очень не помешают его мозги.
— А он сможет отнестись серьёзно к этой истории? Вся эта паранаучная головоломка не покажется ему полной бредятиной?
— С некоторых пор я не уверена, что понимаю деда. Даже приблизительно не могу предсказать, как он оценит ситуацию. Но равнодушным он не останется, это точно.
Иван Антонович уже собирался нарушить им же самим установленное правило — без приглашения пойти к внучке и выяснить, что, в конце концов, происходит. И тут к нему вошла Наташа.
— Дед, нам с Серёжей срочно нужно с тобой поговорить, — сказала она очень серьёзно.
Слушал Иван Антонович внучкиного друга, всё более мрачнея лицом, слушал, вопреки своему обыкновению, нетерпеливо, то и дело перебивая и подгоняя фразами «нет-нет, это место пропустите», «про Пастухова так подробно не надо», «это ясно, рассказываёте дальше», а когда Сергей закончил говорить, не стал погружаться в мутную воду с плавающими в ней загадками времени, сразу же перешёл к злобе дня.
— Так, значит, вы, Серёжа, приняли решение ехать на Украину?
— Пока семья там, я относительно спокоен. Но такое положение вещей не может продолжаться вечно, — ответил растерявшийся Сергей — Иван Антонович только что озвучил его мысль, ещё не до конца им самим сформулированную.
— Это понятно. Я для краткости пропустил промежуточные этапы рассуждения. Разумеется, сейчас неподходящее время для возвращения вашей семьи. Разумеется, если в ближайшие дни ситуация кардинальным образом не переменится, вы будете вынуждены уехать и перевезти свою семью оттуда, где их легче всего найти, в более безопасное место. Вариант с фальшивыми документами, который вам кто-то насоветовал, не слишком хорош — с ними можно попасть в ещё большие неприятности. Полагаю, вашему другу Мунцу должно воспользоваться тем, что сейчас правительство Германии всячески способствует репатриации этнических немцев. Правда, для выезда потребуется какое-то время, но вы говорили про одноклассника Германа и Юли, — кажется, его фамилия Горшков. Возможности этого человека, судя по всему, немалые, и он, вероятно, поможет вашим общим друзьям в безопасности дождаться выезда. Семья Германа уедет за границу, и вам, Серёжа, не о чем будет больше беспокоиться. Ведь не сами по себе вы профессора, как бишь его, Прошкина, и его церберов интересуете, а только как ниточка, ведущая к Юле. А пока всем нужно затаиться, в этом одном безумный Пастухов прав. Моей Наташе тоже необходимо скрыться, и как можно скорей.
— Иван Антонович, вы полагаете, Наташу это как-то затронет? Но каким же образом? Ну, работает она у меня. Так не одна же она. Всех моих сотрудников трясти будут, что ли? Училась она на одном курсе со мной и Герой. Так мало ли кто с кем учился. Это какими же возможностями надо располагать, чтобы устраивать тотальное прочёсывание?! У Прошкина не может быть таких ресурсов. Имеется у него крыша в силовых структурах, и что с того? Не кинется же весь личный состав КГБ ловить гипотетическую странницу во времени, а заодно её семью, её знакомых и знакомых её знакомых?
— Да выкиньте вы из головы всю эту чушь собачью про странницу! Прошкин наплёл Юле про спирали времени, и понятно зачем. Эксперименты с человеческой психикой — слишком серьёзная вещь, чтобы допустить утечку информации. Вот теперь, сумев сбежать от Прошкина, она примется говорить и писать статьи про бесчеловечные опыты, которым в обычной неврологической клинике подвергают странников во времени — кто ж к эдакому отнесётся серьёзно? Ясное дело, её разоблачительные речи спишут на переутомление и нервный срыв. Даже страшно представить, что довелось вытерпеть Юлии Павловне у Прошкина, если такая здравомыслящая женщина, как она, всерьёз рассуждает о петлях и развилках времени. А вот то, что в эту фантастику поверили вы с Германом...
— Но, послушайте, ведь Пастухов, у которого побывала Юля — он же доктор физико-математических наук ...
— Пастухов являлся некогда академическим учёным, а потом превратился в зэка и по политической статье длительное время отсидел в лагере. Это такое испытание, доложу я вам, что не каждый его без ущерба для психики выдержит. А ещё более тяжкое испытание, выпавшее на долю Пастухова — отлучение от профессии. Мыслительный аппарат, натренированный на решении трудных задач, лишается содержательного момента и начинает работать вхолостую. Тут уж, чтобы заполнить пустоту, любых тараканов в ход пустишь, не то что парадоксы времени. Пастухов, вероятно, руководим благими намерениями, Прошкин — определённо, злыми, но доверившихся им людей оба они ведут к одному и тому же месту — к психиатрической лечебнице.
Иван Антонович неожиданно встал из-за стола:
— Прошу прощения, я покину вас на минуту.
Дед ушёл в кабинет, и через какое-то время стало слышно, что он разговаривает по телефону. Всё время, пока дед отсутствовал, Сергей и Наташа сидели молча, отчего-то боясь встретиться взглядами.
— Вы сказали про тотальное прочёсывание, Серёжа. Его не потребуется, — продолжил Иван Антонович, вернувшись менее мрачным, чем был до телефонного разговора. — Есть Юлия с мужем, исчезнувшие из поля зрения Прошкина и компании, есть ближайший друг, замеченный в том, что куда-то вывез их детей. А если слежка вам только померещилась, так есть родители Германа, которые скажут, что это вы, Серёжа, забрали их внуков. В любом случае вам известно, где скрывается Юля с мужем и детьми. Допустим, Прошкин поверил Герману, что тот не знает, где сейчас его жена, допустим, на выходные вы с другом могли просто вывезти его детей за город. Но уже завтра, в понедельник, когда выяснится, что Герман не вышел на работу, а дети не явились в школу, станет ясно, что семейство Мунцев скрылось, и сделано это было с вашей помощью. Так что уже с завтрашнего дня вам, Серёжа, нельзя показываться ни дома, ни в офисе.
Кстати, Герману надо как можно скорей позвонить родителям — из телефона-автомата, разумеется, — и дать им неверную информацию. Пусть скажет, например, что жена вынуждена лечь на обследование в московскую больницу, а он с детьми поехал её проводить, поддержать. Родители Германа, когда к ним обратятся — а к ним непременно обратятся — на чистом глазу направят прошкинских ищеек по ложному следу. Это может ненадолго задержать ваших врагов. Да и старики до поры будут относительно спокойны.
— К родителям Германа, скорее всего, обратятся, и Наташе, возможно, зададут какие-то вопросы. Ну и что тут такого уж страшного? Наташа знать ничего не знает, ведать не ведает.
— Однако вам, Серёжа, страшно за свою семью, а ведь она тоже не имеет ни малейшего отношения к странникам во времени. С вашего позволения я продолжу мысль. Есть Герман, Юлия, их дети. Есть вы, засвеченный в этом деле, и есть моя внучка, к которой вы почти ежедневно наведывались три года кряду. Думаете, в городе нет людей, которым известна ваша тайна? Ошибаетесь, Серёжа. И вот какая картина вырисовывается: вы все исчезаете, остаётся одна Наташа, которая непосредственно перед вашим исчезновением из Загряжска занималась ликвидацией фирмы. Будет ли она знать, куда вы подевались, или не будет — большого значения не имеет. Она всё равно попадёт под пресс.