Дом на улице Гоголя
Шрифт:
— Думаю, что вы смешиваете в одно такие разные понятия, как любовь и влюблённость.
— Понятно: влюблённость — это что-то лёгкое, быстротечное, а любовь более устойчивое и более сильное чувство. Между теми, кто встретил свою половинку, влюблённость переходит в любовь. Так?
Сергей пожатием плеч подтвердил, что, да, что-то вроде того.
— Вот это и есть основная ошибка: влюблённость никогда не переходит в глубокое чувство; мало того, зарождению настоящей близости влюблённость скорее мешает, чем способствует. Глубокая приязнь между мужчиной и женщиной принципиально возможна, но только в одном случае: если они станут единым организмом. Во всех остальных вариантах между мужчиной и женщиной существует всё, что угодно: борьба, желание выжить за счёт другого, самоутверждение, стремление получить власть хотя бы над одним человеком, но зато власть безграничную — всё, что угодно, но только не
Лицо внимательно слушающего Сергея при последних словах собеседника моментально вытянулось, и это развеселило Дунаева.
— Вижу, вы правильно поняли меня, дружище, — отсмеявшись, сказал он. — И вас шокировала моя прямолинейность. По-вашему, нужно произносить «интимная близость», «любовное соитие» или как-то в этом духе? Для супружеских отношений весь этот словесный жонгляж не годится, здесь чем проще, тем лучше. Супружеские отношения — это физиология, это работа двух организмов по созданию одной общей физиологии. А вот когда будет образовано «тело едино», всё сразу станет на свои места. Тогда люди начинают понимать, что эмоции, которыми они так дорожили — всего лишь волны на поверхности моря. А жизнь — она внизу, она глубоко, там устойчивая пищевая цепочка, там, вроде бы, общий для всех филогенез, однако в каждом дому по кому собственного биоценоза, там кожей ощущаются миллиарды прошедших до нас лет и миллиарды тонн горько-солёной воды, и там капризы, принимаемые нами за серьёзные чувства, теряют смысл.
— То есть вы хотите сказать, что не имеет значения, нравится тебе женщина, с которой ты, добросовестно выполняя супружеский долг, погрузился в пучину морскую, или тебя от одного её вида тошнит? — Не сдавался Сергей.
— Э, нет, дружище, «нравится» — это другое. Супруги, безо всякого сомнения, должны быть симпатичны друг другу. «Нравится»: я в здравом уме и твёрдой памяти оцениваю женщину, её внешние данные, её манеры, предпочтения, характер, ум. «Влюблён»: я вижу то, чего нет, экзальтированные чувства проворачивают со мной злую шутку, я проецирую вовне созданный мной самим образ идеальной женщины, и я накладываю его на живую, и, стало быть, всегда несовершенную женщину. Но однажды наступает прозрение, рано или поздно пелена очарования спадает с глаз, и перед нами предстаёт совсем не та, которую мы видели в состоянии влюблённости. Неожиданно выясняется, что бывшая возлюбленная не нравится нам по всем пунктам. А мы уже женаты. И у нас уже есть дети. Поэтому я утверждаю, что женитьба по так называемой любви — грандиозный обман, стоивший европейской цивилизации столько боли и крови, что уже, кажется, все давно должны были разуть глаза. Ан нет, любовный молох по-прежнему перемалывает народишко.
— Ваша правда смертельно скучна, с ней вообще жить не хочется, не то что регулярно исполнять супружеский долг, — Сергей ещё пытался полемизировать с Дунаевым.
— На свете много скучных вещей, и к ним относятся все человеческие обязанности. Ну и что из того? Не выполнять обязанностей? Кажется, стоило бы принять во внимание однообразие супружеской доли, но когда на другой чаше весов благополучие детей, такой мелочью, как скука, можно пренебречь.
— Но разве дети не должны расти в любовной атмосфере?
— Дети должны расти в спокойной атмосфере, дружище.
— И от этого скучного спокойствия они вырастут счастливыми?
— В спокойствии дети вырастут здоровыми, это тот фундамент, который им обязаны обеспечить родители. Остальное — их собственное дело.
— Может быть, вы и правы, но скучно-то как!
— Вечный штиль, безо всякого сомнения, убийственен. Но вы взгляните сейчас налево — в буквальном и переносном смыслах — только постарайтесь сделать это незаметно. Видите нашу новую аспиранточку? Красава, не правда ли? А ведь она давненько на вас глазки скашивает, старается, девочка, как умеет: «в-угол-на-нос-на-предмет». Вот вам и волны, дружище. Но не доводите до шторма — если вдруг взбаламутит глубокие среды моря, всем будет плохо, особенно малькам. И не забывайте, что только жена имеет на вас права. Как гласит народная мудрость, любовей много, а жена одна.
Красава-аспиранточка внесла в существование Сергея волны весёлого оживления. Он не заметил, как это произошло, но вскоре призывные взгляды Оксаны уже не казались
Около двух месяцев аспиранточка, не догадываясь о своей основной роли в жизни Сергея, помогала ему вписаться в пищевую цепочку — отладить режим исполнения супружеского долга. А потом она допустила ошибку: начала расспрашивать Сергея про его семью. Волны вздыбились и застыли, как на картине Айвазовского, и Сергею стало уже не только скучно, но ещё и тревожно. Но аспиранточку сменила лаборанточка, и жизненное море Сергея вновь покрылось весёленькими пенными барашками. Гармоничное сочетание устойчивого биоценоза семьи и поверхностной игривой волнистости продолжалось до того самого дня, когда Сергей в разговоре с Дунаевым Сергей узнал, что Наташа была ему верна. Он не до конца понимал, что изменилось с этим известием, но красавы категорически перестали занимать его воображение. Он стал жить, не поднимая головы, на автомате, изо дня в день, и всё более удручённо думал о том, что этих дней у него осталось непереносимо много. А потом он встретил Ивана Антоновича и вновь оказался на улице Гоголя. С Наташей он не опускался на морское дно, где чёрт знает сколько атмосфер нечеловеческого давления, где кишат лупоглазые чудища, а пищевая цепочка не даёт сбоев. С Наташей он поднимался ввысь, и свежий ветер доносил до него лучший запах на свете — запах дубовых листьев.
Смешной и жалкой стала казаться ему жизненная мудрость Дунаева. «Просто тебе не выпало счастья любить, дружище. Ты догадываешься, что твоя жизнь пуста и бессмысленна, и хочешь, чтобы вокруг тебя она у всех стала такой же. Ты боишься, что начнёшь корчиться от зависти, если встретишь любящих друг друга мужчину и женщину. Тогда ты догадаешься о своей ущербности, и однажды, выглянув в иллюминатор семейного батискафа, вдруг поймёшь, что под эдакой толщей воды нет и не может быть условий для нормального человеческого счастья», — рассуждал облегчённо вздыхающий Сергей.
Он долго был уверен, что с появлением в его жизни Наташи окончательно выпал из «связки» Дунаева, но возвращаясь в Загряжск от своих, Сергей вдруг засомневался в этом. Он вспоминал лицо Оксаны, искажённое не внезапной, а бесконечно долго, тысячелетиями, копившейся злобой, и её похожую на проклятье напутственную фразу: «Привет Дунаеву».
Ещё в самолёте он был уверен в том, в чём был уверен все три года любви с Наташей: что в семье его удерживают только дети; а на последнем этапе пути, в поезде, на подъезде к родному городу, когда уже замелькали дачки и остался позади коттеджный посёлок, отстраиваемый его кооперативом, Сергея поразило неожиданное понимание: он хочет быть с Наташей так же сильно, как не хочет уходить от Оксаны. В Загряжске его ждала встреча с навсегда любимой женщиной, нежной, понимающей, готовой поддержать и помочь, а под Полтавой осталась никогда не любимая, но — жена, недобрая к нему, давящая, равнодушная к его жизни, к его мечтам и устремлениям, но всё равно своя.
Проблему с наездом он решил, нашёл подходящих людей, они и ситуацию изучали, и стрелки забивали, и тёрки перетирали, но на душе Сергея всё равно было муторно. И тут позвонил Герман с предложением всей их великолепной четвёркой провести денёк на природе. Сергей ожидал, что Наташа обрадуется такому предложению, она и обрадовалась, но как-то растерянно, и удивила Сергея вопросом: «Юля уже дала своё согласие?»
В студенчестве их дружная четвёрка часто выезжала за город — палаточная романтика, костёр, звёздное небо, песни под гитару. Парни любили порыбачить, а обе девушки не чувствовали склонности к этому занятию. Серёжа испытывал неловкость, когда ему, заядлому рыбаку, приходилось оставлять Наташу наедине с Гериной невестой: легко ли брызжущей жизненными соками весёлой девчонке долго находиться в компании странноватой Юли. Он очень удивился, когда однажды Наташа сказала: «Ну и что с того, что она молчунья? С такой девушкой и молчать хорошо. Она нежная и тонкая, с ней легко».
«Это с Юлей-то легко?! — был сбит с толку Сергей. — Наверное, я никогда не смогу до конца понять женщин». Позже, когда Юлино журналистское перо становилось всё язвительней, а характер всё жёстче, когда она, выстраивая свою карьеру, всё увереннее перекладывала на мужа домашние и родительские заботы, Сергея подмывало высказать другу в адрес Юлии весьма нелицеприятные вещи. Но он вспоминал Наташино «она нежная и тонкая», и воздерживался от сильных формулировок.
Глава двадцать третья