Дом последней надежды

Демина Карина

— Это не сказки.

Я закрыла глаза.

Холодно.

И холод живет внутри этаким легким беспокойством. Этот неугомонный ведь не отступится. Он… он полезет проверять.

Исчезнет.

А Наместник, убедившись, что проклятие никуда не делось, лишь руками разведет: мол, это не я, это боги пожелали… твою ж… приличные женщины не ругаются, но если очень тянет, то почему бы и нет?

Тьеринг же усмехнулся.

— Беспокоишься?

— Беспокоюсь, — призналась я.

И девочка шмыгнула носом.

— Плохое

место, — она выбралась из мехового кокона, но лишь затем, чтобы снова спрятаться. — Там смерть живет.

— Знаю, — тьеринг все же остановился, пропуская повозку на повороте, но потом вновь ее догнал. Он, несмотря на то, что одет был легко, кажется, вовсе не ощущал холода.

…шапку ему сшить, что ли, пока уши вовсе не отморозил.

— Но у нас свои способы…

— Самоуверенность еще никому на пользу не шла.

— Я не самоуверенный, я опытный, — возразил он. — Но мне нравится, что ты беспокоишься. Значит, я тебе не безразличен.

Я отвернулась. Пусть думает, что хочет, но… одного я его не отпущу. Видящая? Если уж положено видеть, то буду. И быть может, богиня, раз уж снизошла до меня, явившись лично, подскажет, что и как делать. Или не делать…

А то ишь, опытный… будто до него другие ходили. Небось, каждый тоже полагал себя уникальным специалистом, который прямо с ходу поймет, в чем дело… огреть бы его зонтиком по слишком умной голове, исключительно прояснения сознания ради…

— Когда ты злишься, ты перестаешь быть похожей на куклу, — доверительно произнес тьеринг, и сделал шаг назад.

На куклу, значит?

Я…

— …иногда и тронуть страшно, — тьеринг перепрыгнул через черный камень. — А что это за женщина такая, к которой и не дотронуться…

Я фыркнула и отвернулась.

Что он понимает в красоте?

Мы ведь старались. Не для богини же, в самом-то деле… нет, и для нее тоже, потому как нельзя появляться пред очами ее в облике недостойном. Это неуважение, но… желтое платье, слишком уж яркое… и нижнее цвета багряных листьев… вышивка тонкой нитью, когда обозначаются лишь контуры…

Пояс, над которым оннасю колдовала час.

И гораздо дольше над моей прической, соорудив из волос нечто удивительное и в то же время хрупкое. Помнится, я еще подумала, что для вдовы это немного чересчур, но сама же эту мысль прогнала.

Год минул.

Приличия соблюдены, хотя наш муженек и их не стоил. А богиня… богине мы везем горсть красного риса. И черного тоже. И еще золотые заколки-ракушки, которые еще мой отец делал.

Так не принято, но…

…она тоже женщина. Почему бы и нет?

А он про куклу…

И нарочно.

Ишь, улыбается, что мальчишка… будь у меня коса, непременно дернул бы.

— Эй, женщина, — от его окрика ослик трясет головой и припускает по дороге, — когда я поставлю дом, примешь его?

— Сначала поставь.

Иоко укоризненно цокает: можно подумать, нас

кто-то еще в свой дом позовет.

И пускай.

Дом у нас уже имеется, а обещания, они такие, многого не требуют. Нет, конечно, тьеринг не похож на моего бывшего, как и на супруга Иоко, чтоб его демоны в местном аду во все дыры драли, но…

…паленая лиса хвост бережет.

— Поставлю, — он подбрасывает на ладони камень, который, кувыркнувшись в воздухе, превращается в монетку. — А в твоем мы школу откроем. Для девочек. Я уже все придумал.

Этакая наивная прямота и восхищала, и злила одновременно. Школу.

Для девочек.

В нынешнем мире, где женщина стоит чуть дороже хорошей лошади и то не всякая? А он школу… нет, Иоко учили, и Кэед, но…

…чтобы так прямо школу.

— А что? Будем брать даром… дармовщину везде любят… скажем, учить писать и читать. И шить еще. С шелком, чтобы красиво… — он нарисовал в воздухе что-то этакое, расплывчатое, имеющее, что к шелку, что к красоте весьма отдаленное значение. — Сама придумаешь. Ты умная.

Спасибо.

И главное, слушаю ведь. Сижу, вцепившись в зонтик, трясусь, только зубы клацают, как бы всех не лишиться, но… слушаю.

Школа.

Для девочек… бесплатно? Крестьяне не отдадут. Для них ребенок — это рабочие руки. Да и зачем отдавать, когда продать можно? Сводни из города регулярно по деревням проезжают, а в домах увеселений любят свежее мясо…

…наш бывший их так называл.

Ему нравилось приводить женщин к покорности.

С-скотина.

Иоко согласилась. И робко призналась, что думала ему яду подсыпать, но не знала, где взять.

— …а я буду своих парней приводить. Может, тоже школу открою. Неподалеку. Не знаешь, никто дом продать не желает?

— Добровольно — вряд ли…

…а вот купить — это возможно. В деревнях дети стоят недорого и выбор есть. Откуда я это знаю? Не важно… он говорил… иногда уезжал, а Иоко тогда радовалась, получая свободу ненадолго… теперь из обрывков чужих фраз мой разум рисовал неприглядную картину.

Нет, определенно, сволочь.

— А недобровольно?

— У нашего соседа спроси… — я прикусила язык, едва не добавив, что, мол, надо, спрашивая, упомянуть, как тело матушки покойной, хорошо ли лежит, не мешает…

…смех заставил вздрогнуть.

А повозка остановилась.

— Дальше не пойдет, — возница приоткрыл глаза и ладонь протянул. Не ко мне, к тьерингу, тот и сунул в эту ладонь монету. Золотую?

Расточительный какой.

— Дождешься, и вторую дам, — пообещал он. А я сделала поправку: не расточительный, а предусмотрительный. В этой глуши вторую повозку я вряд ли найду, а ждать возница не намерен.

Ишь как на храм косится.

И монету сжимает.

Золотой — это не просто много, это безумно много… столько он и в месяц не зарабатывает. Храм же близко.