Дом последней надежды
Шрифт:
Колдун стискивает толстые щеки, и рот приоткрывается, выпуская нить слюны. Он смотрит в глаза, долго так… а потом отталкивает женщину. И та бы упала, но солдаты не позволяют.
Выводят мужчину.
Вернее, выносят. Он висит в руках солдат, и с головы его течет кровь. А сама голова мотается… колдун отступает. Подает знак. И соседа кидают на землю, чтобы, перевернув на живот, стянуть руки за спиной. Веревка прочна, и край ее захлестывает шею.
Солдаты знают свое дело.
Женщина воет, пока кто-то пощечиной не прерывает ее вой.
— Ты! — толстый палец ткнул в мою сторону. — Это все она! Она…
Женщина вскочила.
И как-то так вышло, что никто не дернулся ее остановить. Она бросилась ко мне, спотыкаясь, но чудом удерживаясь на ногах. А я… я ничего не успела сделать.
Вот стою.
Вот бьюсь пойманной рыбешкой в цепких пальцах.
— Ты… ты… лезла… следила… думаешь, не знаю… я все про тебя знаю, проклятая… — она трясла меня, а я слабо отбивалась.
Колдун смотрел.
Улыбался.
И… если я умру сейчас, то это будет несчастным случаем. Всего-навсего. Но нет, он взмахнул рукой, и пара солдат устремилась к толстухе. Ее опрокинули.
…я тоже упала.
…заломили руки. Скрутили. Пнули пару раз и, связав, бросили в пыли. Мне же никто и руки не подал.
— Ты и она… проклятая старуха…
Кошка, выглянув во двор, подошла ко мне и потерлась о мою руку. Мол, вставай. Нечего позориться. Помогать мне не стали.
Колдун стоял.
Улыбался.
И выглядел невероятно довольным.
— Что тебе на самом деле надо? — спросила я шепотом, но готова поклясться, что вопрос он понял. И прижал палец к губам: мол, не здесь.
Не сейчас.
Слишком много лишних ушей. И неужели я хочу, чтобы все эти любопытные люди оказались в курсе наших с исиго дел? Он махнул рукой, словно отсылая меня. А я подчинилась.
Закрыла ворота.
Прислонилась к ним спиной. Застыла, дрожа от страха… и ощущение призрака, который вновь появился, не принесло успокоения… колдуна он не тронет.
…косточка.
Я должна найти ту косточку, которую они сохранили, чтобы управлять стражем… я глупая, обезопасила себя и успокоилась. А если исиго решит… я вцепилась в собачий зуб, который носила с собой и судорожно выдохнула.
Как быть?
…он заглянул.
Потом.
Уже под вечер, когда сгустились сумерки, а духи-тенгу повыползали из своих укрытий. Они облепили старую сосну, что росла в соседском дворе. Самые смелые спустились на крышу. И кошка шипела, выгибала спину, но духи были чересчур любопытны.
В темноте они гляделись этакими уродливыми птицами. Несоразмерно огромные клювы. Крылья куцые и когтистые лапы, что перебирали глиняные черепички на крыше.
Духи вздыхали.
Перешептывались, перекидывая друг другу новости…
…в доме нашли тело.
…закутанное
…и еще одно, захороненное в другой комнатушке…
Про второе я ничего не знала, поэтому слушала духов, а те и рады были стараться. Тела уложили на волокушу. И стражник облил их водой, а потом положил на грудь освященные в храме монеты.
Мало ли…
Дом обыскали.
И все добро, которое было найдено, вытаскивали во двор. Исиго брал в руки каждую вещь, а потом диктовал писцам, как надлежит ее занести в перечень.
Скучно.
…стражники искали свидетелей. И к нам заглянули, но я сказала, что ничего не знаю, поскольку соседи не слишком-то желали с нами общаться… поверили?
Нет?
Нехорошо лгать следствию, но…
Кошка следила за людьми, и духи-тенгу приняли ее за свою.
— Боишься? — за спиной раздался детский голосок. Я обернулась и увидела босоногого мальчишку, который стоял, прижимая к груди тряпичный мяч. Мяч выглядел затасканным, а мальчишка бледным.
Очередной дух.
И что теперь?
Отыскать, где лежит его тело…
— Там, — он указал на двор. — Он меня утопил… давно еще… а мама спрятала. Она побоялась, что его казнят. Он был почти взрослый. И она останется вовсе без сыновей.
Он улыбнулся детской щербатой улыбкой.
— Она поверила, что он не нарочно… мы играли в пруду, и он меня утопил. Он хотел быть единственным сыном. Наследником. А еще ему нравилось делать больно, но никто в это не верил. Я ей говорил. Раньше. Давно.
— Мне жаль.
Мальчишка махнул рукой и опустился на доски.
— У тебя хорошо… я буду заглядывать. А можно погладить?
— Если не боишься…
Он коснулся шерсти призрачного зверя, и пес заворчал, но не зло, скорее предупреждая: не следует совсем уж вольничать. Все-таки он не собака в полной мере, а призрачный страж.
— Чего мне бояться? — мальчишка гладил безголового пса. И в этой картине было что-то сюрреалистически-идиллическое.
И действительно, чего…
— Она его всегда любила больше…
Кошка, бросив крышу и духов, перебралась на дерево, откуда наблюдала уже за нами. В желтых глазах ее застыл упрек.
Несправедливо.
Или…
— Я знаю, что больше… но мне положила мяч. И серебряных монет… и еще одела красиво, чтобы было не стыдно перед богами. Но я не ушел.
— Почему?
— Сначала обидно было, что она так… его не наказали… совсем… я ждал, что она… а она сказала, что он и так настрадался… — мальчишка фыркнул. — И потом отправила к тетке. У тетки хорошо, у нее море и рыбу можно ловить… я любил там бывать. Я смотрел за ней… она плакала, да… мне грустно было, когда она плакала. И еще интересно смотреть. Он вырос… он кошек мучил. Не наших… ловил и убивал… и в морские люди ушел, а она плакала… думала, он денег хочет. Ему же нравилось смотреть, как другие умирают. Когда он приходил, от него смертью так воняло…