Дом последней надежды
Шрифт:
Темен.
И тень от него легла на дорогу, придавив.
Нехорошее место. Осел это чувствует и пятится, а человек держит его под уздцы и вздыхает: жадность борется со страхом и побеждает.
А мне подают руку.
И я понимаю, что пешком обратно точно не дойду. Местная обувь, может, и придает походке должное изящество, но вот удобством не отличается.
— Значит, школу?
Девочка-оннасю вылезает из повозки, но я машу рукой: пусть остается. Заодно и корзину
— Почему нет? Наши дети вместе учатся… у разных мастеров. Сперва один, потом другой о своем деле сказывает, а заодно уж приглядывается, кому его история интересна. И кто на что горазд. После уже и выбирают… кто-то в корабелы идет, кто-то в резчики, кто-то с морем говорить учится или сети плести…
…а вот купцы из мелких, те могут интерес почуять, потому как обученная женщина стоит всяко дороже. Если уж учить станут не только чтению с письмом, но и иным полезным умениям…
Среди черных камней стали попадаться белые.
Я сперва и не поняла, что это не камни вовсе, а кости.
Черепа.
Махонькие, звериные, пожалуй… и вот та белая искра — ребро… хребет ниточкой, будто ползла ящерка, да и застыла, жизни лишившись. Но странное дело, я не испытываю страха, напротив, меня вдруг наполняет и переполняет чувство покоя.
Будто я вернулась… нет, не домой.
Дом там, я помню.
Я не собираюсь остаться здесь, где на черных безлистных ветвях трепещут белые ленты. Их много. Иные старые, утратившие белизну. Другие — новые, яркие.
Длинные и короткие.
Повязанные высоко, едва не у самой вершины, и почти у земли. За каждой ленточкой есть имя, и я могу прочесть, если пожелаю.
Я не желаю.
Я иду.
Я касаюсь темных, словно обожженных ворот…
…для многих это будет шанс, наша школа… дом-убежище…
…и почему лишь для девочек?
В этом мире хватает молодых женщин, которым некуда идти, но…
…ворота скрипят.
Одобряют.
Она, стоящая на грани миров молчаливым стражем, тоже женского рода, как и сестра ее, солнцеподобная Аматэрасу. И сочувствует…
…наверное.
С богами никогда не скажешь точно. Главное, я никого не смогу сделать счастливой, но хотя бы крохотную возможность изменить жизнь… пару жизней… это уже много. Разве нет?
Ленты шевелятся.
И огонь в потемневших чашах приседает, будто кланяется.
Здравствуй.
Здесь пусто.
Ни жрецов, ни кошек. Храм стоит, открытый ветрам, но я знаю, что пустота эта обманчива. Здесь каждый видит то, чего желает его душа. И выходит, мне не хватает одиночества.
Или…
…зеркал здесь нет, тех, привычных мне в прошлой жизни. Вернее, они существуют
Или вот полированная медь.
…я оказываюсь вдруг в храме. Здесь светло, хотя стоило бы предположить, что рожденная подземным миром Дзигокудаё не выносит света… предрассудки.
Свет проникает сквозь узкие окна, и рисует на пологе пыли узоры. Он ложится на белые плиты, на тонкие, словно спицы, колонны, и я не могу отделаться от ощущения, что попала внутрь сказочного зверя.
Дракона?
Быть может.
От него остались кости и еще память, воплощенная в рисунках.
…кто рисует тушью по камню?
Тот, кому есть, что рассказать. И почерк меняется. Я иду вдоль стены, читая просьбы чужих людей, только каждое прочитанное слово тотчас забывается. Правильно, ведь эти послания предназначены не мне. Для меня — зеркала.
Загляни та, которая называет себя Иоко.
Кого ты видишь?
Себя.
Я смотрю на медные лица.
И бронзовые.
Серебряные.
Даже каменные, что удивительно, но удивляться сил нет. Эти особенно белы, и здесь сквозь ставшие уже привычными черты лица проступают иные. Вот мой нос… тот прежний, немного широковатый, приплюснутый. Помнится, одно время я всерьез раздумывала, не сделать ли мне операцию. К счастью, так и не нашла времени…
…губы Иоко, но привычка поджимать их — моя. И морщинки, что возникли то ли на фарфоровом блюде, в котором плескалась вода, то ли на лбу — тоже мои. Там, в моем мире, я постоянно хмурилась.
Много думала.
И так не научилась быть счастливой.
В этом ли дело? Нет… если бы всем несчастным давали второй шанс… мне повезло? Почему? Глупый вопрос. Потому что… мироздание знает лучше. И если я здесь, то…
…то надо выбросить из головы всякие глупости и заняться делом.
Лавку открыть.
…отпустить Шину. Я вижу, как она постепенно отдаляется, и понимаю, что никогда-то мы не были близки. Ни с кем не были, но Шину зависела от меня куда меньше, чем другие.
И она не верит.
Она помнит слабость мою и никчемность. Разорение. И голод. Шину, в отличие от прочих, доводилось голодать…
Я тронула воду пальцем, и по лицу моему пошли круги. Впрочем, отражение вскоре выровнялось, а по краям чаши побежали огоньки. Красиво…
…именно Шину я собиралась назначить своим доверенным лицом. И распорядительницей дома. Ею вполне может быть и замужняя женщина. А Шину знает цену деньгам.
У нее опыт.
И привычки правильные. И… и отражение хмурится. Значит, ошибка?