Дом там, где твое сердце
Шрифт:
– Нет, госпожа, не надо. Я благодарю вас за помощь, а сейчас возвращайтесь к себе – уже очень поздно.
Распоряжению мужчины они не подчиниться не могли и, словно уточки, одна за другой покорно покинули его спальню.
Элиза пришла в сознание только спустя несколько часов. Боль владела её непослушным телом, она распоряжалась каждой его клеточкой и всё росла и росла. Невольный стон вырвался сквозь её зубы.
– Ну что, оклемалась? – грубо осведомился невидимый голос.
Чуть-чуть повернув вправо голову – и израсходовав на это все свои силы, она разглядела в проёме окна силуэт, небрежно расположившийся на подоконнике. Даже во мраке два тёмных глаза пронизывали её насквозь. Марис спрыгнул с окна и подошел к её ложу.
– Что же ты не кричишь от боли, Лиз Линтрем? – продолжал допытываться он клокочущим от гнева голосом. – Давай же, стони, плачь – я хочу знать, могла бы ты вновь заплатить такую цену за призрак свободы?
– Это… того стоило, – обессиленно откинувшись на подушку, Элиза закрыла глаза.
– Какого чёрта, – грубо выругался Марис. – Ты хоть знаешь, что я пережил, увидев тебя там – вот такую?
– Извини, – прошептала Лиз.
На несколько секунд обвинитель растерялся – так не соответствовали её слова тому, что он ожидал от неё услышать.
– Извини – и всё? Так просто?
– Может быть, это ты, Марис, страдаешь сейчас от невыносимой боли? – в голосе её понемногу начинал звучать гнев. – Собственно говоря, я не должна и извиняться – я ни в чём не провинилась перед тобой, – она приподнялась и попыталась сползти с кровати.
С Мариса Стронберга тут же слетела маска сурового, но справедливого господина, и безнадёжное выражение влюблённого мелькнуло в его глазах:
– Что ты делаешь, ненормальная? Ты же не просто перебежала двор, а потеряла уйму крови. Лежи спокойно. И кстати… спасибо, что защитила от меня чертовски хорошую собаку.
Лиз помолчала минуту: она не собиралась отвечать любезностью на любезность.
– Где я? – наконец хрипло пробормотала она, оглядываясь. – Это не моя комната. Это…
– Да, моя спальня. Сюда было гораздо ближе тебя доставить.
– Но я испачкала кровью постель, – шепнула Лиз.
Марис лишь криво усмехнулся:
– Это, конечно, не та кровь, которую я хотел бы увидеть, но всё же я сохраню эти простыни, пока у меня не будет чего-то иного. Или, может, закончим их пачкать прямо сейчас? – выразительным жестом он положил руку на неподвижное тело Элизы и ощутил, как напряглись под его ладонью мышцы упругого женского живота.
– Не стоит, – прошипела сквозь зубы Лиз.
– Ты так считаешь? – скаля белые зубы в ухмылке, Марис проник пальцами под край тонкой рубашки.
Девушка задёргалась, сопротивляясь, затем двинула в ход тяжёлую артиллерию:
– Пожалуйста, не сейчас… мне больно.
– Я знаю. Очень жаль, – лёгкими касаниями он поглаживал её грудь. – Но ты не так уж сильно и пострадала.
– Нет? – с сомнением переспросила Элиза.
Он отрицательно качнул головой:
– Я видел намного хуже. Всё заживёт через пару месяцев, но останутся следы.
– Шрамы? – в голосе девушки звучал лишь лёгкий интерес, а не ужас. – И сколько?
– Я наложил больше сорока. От плеча и до… – он нежно потрогал женскую щиколотку, – до ноги. Тебе повезло, что собаки не откусили твои чудесные розовые пальчики.
Элиза поднесла незабинтованную руку к лицу, разглядывая её:
– Все с левой стороны?
– Да. Наверное, услышав лай, ты инстинктивно повернулась этим боком, прикрывая лицо.
– Может быть, – равнодушно проговорила девушка. – Наверное, я была неосторожна и не подумала о собаках. Я только хотела уйти. Подальше от твоих унижений.
– Я был свиньёй, Лиз, прости меня, – глаза Мариса были серьёзны и полны раскаяния.
Здоровой рукой жертва агрессии почесала повязку на левом плече:
– Что-то не хочется.
– Лиз!
– Я говорю совершенную истину, – жарко вскинулась она. – Стоит мне что-то простить тебе, как твоя совесть успокаивается, и ты увлекаешься подготовкой новой аферы. Теперь тебе не вредно будет и пострадать… Чёрт, мои рёбра! – она осторожно пощупала толстый марлевый панцирь на боку.
– Ну, Стронберг, ты проклянёшь тот день, когда познакомился со мной! Я буду стонать от боли так громко все эти два месяца, чтобы тебя совесть съела до самых интересных мест… Я изведу тебя своим нытьём насмерть.
Марис лишь хмыкнул:
– Ну, думаю, что неделю я это переживу, милая.
– Неделю? – встревожилась Элиза. – Ты обещал мне два месяца как минимум.
– Для окончательного выздоровления, – уточнил Марис. – А швы снимем гораздо раньше, укусы к тому времени подживут. Так вот, раз ты говоришь, что совесть должна будет подзакусить моими интересными местами, придется за ещё оставшееся время поработать на износ. Непосредственно этими местами, я имею в виду. Тогда, может быть, к концу второго месяца ты будешь озабочена не планами мести, а утренней тошнотой и подбором имён для малыша.
– Свинья! – Элиза с негодованием дёрнулась, попыталась отвернуть от него лицо.
– Да, да, – с раздражающим её весельем продолжал настаивать Марис. – Можешь врать себе сколько угодно, но ты хочешь этого так же сильно, как кошка в марте. А я могу тебе в этом помочь.
– Не сомневаюсь, – фыркнула Элиза.
– И правильно делаешь, – серьёзно уверил её господин. – Но если всё же возникнут какие-то сомнения, зови – я только буду рад доказать тебе свои возможности.
– Убирайся, – Элиза закрыла глаза.
– Из моей спальни? – Марис неискренне удивился. – Ты знаешь, обычно я провожу ночи здесь.
– Ну а сейчас пойди к Рейхан или ещё кому-нибудь из твоих любовниц! – длинные женские ресницы нехотя приподнялись. – Может быть, уйти мне? – она сделала соответствующее движение и сразу была вознаграждена пригвоздившими её к постели руками Мариса.
– Как же, уже ушла. Достаточно капли дождя, чтобы сбить тебя сейчас с ног.
– Тогда попроси дождь не капать, – нашла в себе силы для насмешки женщина. И застонала, когда огненный поцелуй боли обжег её.