Дом там, где твое сердце
Шрифт:
– Я знаю! – Лиз зарычала от ярости. – Но что мне сделать, чтобы…
– Я не уйду, Элизабетта.
– Мне не нужна твоя жалость!
– Моё что? – Марис нахмурился. – Жалость? Глупая женщина, если бы я испытывал к тебе жалость, ты провела 6ы на опиуме весь период выздоровления.
Он пересёк комнату, опустился перед сидящей девушкой на колени, ухватил пальцами за подбородок, заставляя смотреть прямо себе в глаза.
– Ты и тогда думала, что это была жалость, когда вопила от боли, проклиная меня?
Лиз попыталась вырваться.
– Ты не мог этого слышать!
– Мог, мог, – теперь Марис не сжимал больно, а нежно ласкал её подбородок. – Мог, потому что я настроен с тобой на одну волну. Я даже чувствовал твою боль, как свою. А это уже не жалость, это любовь.
Лиз Линтрем снова раскрыла рот.
– Я не…
– О да! – Марис грубо расхохотался, прервав её. – Это твоя любимая игра – «я не хочу, я запрещаю». Притворство. Посмотри в свою душу и увидь это. Помнишь ли ты ещё, что такое бедность дома Мелиссы, Лиз? Помнишь, как вы носили вёдрами воду из родника и кое-как питались? Помнишь работу в поле с рассвета до темноты, под палящим солнцем? Помнишь…
– Уходи, – лицо Лиз казалось вмиг постаревшим. – Тебе всё ещё кажется, что материальным благополучием можно купить любую женщину. Да, в моей прежней жизни было мало удобств. Но если сейчас ты положишь передо мной мою старую одежду, я отдам тебе весь этот шёлк и не заплачу. Не веришь мне? Сделай это, и мы посмотрим, кто победит.
В тёмных глазах Мариса отражалась задумчивость, он тщательно взвешивал все «за» и «против». Был ли он уверен в своей правоте настолько, чтобы поступить так, как просила она?
– Хорошо, – он согласился. – Рейхан подберёт что-нибудь для тебя. Возможно, грубая ткань будет неприятна твоей коже, но такую одежду носят все твои сёстры и мать, и женщины из деревни. Тебе придётся идти пешком, хотя это далеко, но у твоих сородичей нет лошадей. И погода, конечно, холодная. Однако крестьяне не в состоянии покупать меха или шубы.
Лиз ослепительно улыбнулась ему, встала и вышла из комнаты, ни слова не сказав. Уже тогда Марис почувствовал, что проиграл спор. Ощущение превратилось в знание через час, когда Рейхан бен-Сина подтвердила ему, что Феризат ушла – в одежде из грубой дешёвой ткани, открытой всем ветрам, пешком, без запаса еды и какого-либо имущества.
Он раздумывал ещё почти час, прежде чем отправиться вслед за нею. И нагнал Лиз через двадцать минут – она успела пройти всего несколько километров из более чем сорока, отделяющих её от родного дома. А потом, устав, села на кучу пожухших листьев и просто смотрела в небольшую лужу воды у дороги.
Марис остановил коня рядом с ней.
– Любимая… пожалуйста, поедем домой. Я признаю, ты победила. Ты ушла, отказавшись от всех благ. А теперь, прошу тебя, вернись домой.
Лиз тяжело вздохнула.
– Я шла домой. Шла, а меня одолевали глупые, гадкие мысли – а зачем я всё это затеяла? Что я этим добилась или доказала?
– Любимая…
– Замолчи! – с яростью закричала на него, вскакивая, Лиз. – Что ты понимаешь?! Я же предательница, дрянь! Я струсила… испугалась вернуться к прежней себе. Я не могу управлять своей собственной жизнью, а пыталась учить Низель, и Рейхан, и тебя.
– Дорогая…
– Я всё равно убегу, Марис. Убегу, когда решу для себя, куда мне бежать.
– Скажи мне главное, Лиз. Зачем тебе бежать?
– Я живу, словно птица, в клетке…
– Дорогая, – он усмехнулся, – иные птицы так привыкают к своим оковам, что не могут жить без них. Они влюбляются в свои клетки. И едят из рук человека, поймавшего их.
– Ну уж нет…
– Разве ты не ощущала любви к Омару Лалие?
– Он – это не ты…
– Он – это я. Точнее, я – это он. Сколько 6ы ты ни искала во мне потомка викингов, его уже нет. Я – Омар Лалие, и я – сын Востока. Я могу заставить тебя забыть о том, что случилось когда-то давно между Марисом Стронбергом и Элизой Линтрем. Давай попробуем? Ты можешь выиграть больше, чем предполагаешь.
Лиз колебалась, и Марис с кривой улыбкой, исказившей его лицо, сделал последний шаг.
– Я предлагаю пари, любовь моя. Если за один год ты не выйдешь за меня замуж – добровольно, без всякого принуждения, я не только позволю тебе уйти, я дам тебе денег. Много денег – столько, чтобы хватило на дом и обеспеченную жизнь, и возможность никогда не работать и для тебя, и для Андреса Ресья. А ваши дети станут моими наследниками, потому что других детей, если не от тебя, у меня не будет.
Глаза Лиз выражали безграничное изумление.
– Да ты с ума сошёл! – выдохнула она.
– Я так хочу, – Марис только пожал плечами. – Деньги-то мои, и ставка моя. Играем?
– Конечно, – Лиз выпрямилась. – В такой игре я не могу проиграть.
– Ну вот и славно, – мужчина с улыбкой в глазах смотрел на неё с высоты своей лошади. А потом протянул руку. – Прошу тебя, поедем домой.
И Лиз, зачарованная силой его чувства, на этот раз не отказала.
Глава 19
– Ну как, ты готова? – Марис просунул голову с галереи в окно столовой, где Элиза сидела за ранним завтраком, всё ещё зевая.
– Конечно, нет, – девушка потянулась всем телом и обреченно закрыла глаза. – Почему уроки верховой езды должны начинаться в шесть утра? Кто это придумал?
– Ленивица, – Марис с сожалением смотрел на неё. – Ты же совсем не умеешь ездить на лошади и вчера едва не свалилась вниз, как только я подсадил тебя.
– Мне такое развлечение ни к чему. Крестьяне работают на лошадях, если они могут себе их позволить, а не катаются для своего удовольствия. Особенно это касается девочек.
– Забудь о том времени, когда ты полола грядки, моя красавица. Тебя ждёт Париж, а женщины из высшего общества умеют ездить верхом. Так что давай, поднимай свою прелестную попку! Лошади уже заждались.