Дом у кладбища
Шрифт:
Роханд махнул шпагой. Феликс еле успел увернуться. Головка цветка была срезана и упала на пол.
– А вот теперь точно дуэль, – разозлённый Легранский прыгнул на стол, на котором лежали письма. В следующее мгновение он уже висел на люстре. Оттолкнувшись ногами, он перепрыгнул это уродливое чудовище и схватился за шпагу, висевшую на стене в качестве украшения.
– Маловата, конечно, но сойдёт и эта.
Легранский проткнул его и с ужасом заметил, что шпага прошла насквозь, не причинив ему никакого
– Ты не стоишь её, – с жаром выпалил Феликс. В ответ послышалось рычанье, и обозлённый зверь набросился на него с двойной силой.
– Как я долго этого ждал… – прошипел Роханд.
– Я принимаю вызов, защищайся!
– Месть… – шептал он. – Сладкая месть. Ничего не останется, пёс, ничего…
Шпаги скрестились, и причём превосходство было на стороне Роханда.
– Погоди, ты заплатишь мне все долги, – шептало оно, стараясь загнать его в угол.
– Не всё сразу, – Феликс толкнул ногой стол, и он перевернулся.
Письма Даниэля и Розы рассыпались. Роханд улыбнулся и прошептал:
– Когда же я отведаю этот сладкий напиток?
– Ты заплатишь той же монетой!
Вдруг люстра, и без того качавшаяся, хрустнула и упала на пол вместе с Легранским.
– Что ты будешь говорить потом?
Роханд облизнулся и обнажил свои клыки.
– Шпага, где моя шпага? – Феликс наощупь шарил в темноте.
– Я поставлю тебя на колени. Именем и честью моей жены, Розалинды де Лантье, я потребую ответа с наглеца, который нанёс оскорбление не только мне, но и моей обожаемой супруге.
Пустые глазницы смотрели куда-то вдаль и не выражали никаких чувств. Легранский был совсем израненный, и, истекая кровью, пытался выбраться из стальных тисков. Они перекрывали дыхание, задыхаясь, он из последних сил дёрнулся, и завязалась схватка. Они оба валялись на полу, шпаги были сломаны. Роханд вцепился в него своими длинными костлявыми пальцами. Широко раскрытая пасть со страшными зубами вцепилась в обессилевшую жертву. Удушливый запах, напоминающий гниющую плоть, резко ударил ему в нос. Феликс не удержался от этого смрада и чихнул.
– Ты почему зубы не почистил? – спросил Легранский.
– С кем это ты разговариваешь?
Они оба обернулись и увидели в дверях стоящую женщину. У неё в руках был подсвечник.
– Санта Доминика, ты живой? – спросила Альбина Бенедиктовна.
Роханд выхватил нож и засмеялся, высоко замахнувшись, его рука целилась прямо ему в сердце. Где-то далеко внизу пробило пять часов. Рука с ножом застыла над поверженным телом, и первые лучи солнца засияли, заглянув в окно. Призрак медленно истаял.
– Что-то мне подсказывает, что эта встреча не последняя… – выдал Легранский и отключился.
– Что с тобой? Ты не мог умереть! – причитала мать над безжизненным телом сына. – Пожалуйста, не умирай! Ты нужен нам, понимаешь? У меня нет никого дороже тебя, – слёзы текли по щекам и капали на него.
Он не подавал признаков жизни. Его обездвиженное тело не шевелилось. В библиотеке всё было перевёрнуто и в беспорядке валялись белые лепестки раздавленной розы. Феликс лежал, а рядом стояла на коленях его мать. Она читала молитву, на ходу придумывая слова. Слёзы одна за другой текли по щекам. И тут он пошевелил рукой. Она вздрогнула и улыбнулась.
– Ты живой! Я умоляю, мне больше ничего не надо, скажи, что ты живой!
– Я живой! – сказал он и протянул руку, но она ослабела и безжизненно упала. Мать обняла сына и помогла ему подняться.
– Я всё здесь приберу, – ворковала она, когда они шли вместе, рядом, его рука обвивала её шею. Ей было тяжело, но это была самая приятная ноша в её жизни. Первые лучи солнца танцевали на лежащем на полу хрустале. Они ещё никогда не были так счастливы, как в ту минуту. Сказочный дворец де Труалей уже не был так привлекателен, но он твёрдо решил поставить точку в этом деле.
– Он ещё вернётся, – хромая и опираясь на мать, сказал побеждённый, но не сдавшийся победителю воин. Руки у него дрожали.
– Более омерзительной твари я себе даже не представляла. От него так воняло, что у меня сложилось впечатление, что на него вылили ушат дерьма, за что он сказал спасибо.
– Это древний призрак. Он здесь уже много сотен лет. Просто никто на это не обращал внимания. Он взялся за меня потому, что я решил помочь тем несчастным, которые не смогли его победить, но, честно говоря, мне тоже требуется помощь.
– Я умоляю тебя, ради всего святого! Ради меня и ради твоего отца, пообещай мне, что больше никогда не будешь с ним биться! Ты же так слаб. Тебе одному его не победить.
– Я не один, держу пари, есть такие самоотверженные наглецы, которые согласятся биться с Рохандом, или… – он не договорил и посмотрел на мать.
– Ты не закончил.
– С троллем.
– С троллем? – удивилась она, но не поверила. Только смысла не было врать, об этом она подумала позже.
– Мы должны убить его и освободить этот дом от древнего проклятья.
– Проклятье? О чём ты говоришь?
– Существует поверье, что если съесть сердце тролля, то он умрёт, и рухнет многовековое проклятье, которое тяготит души умерших здесь людей. Они будут свободны. Больше не будет нелепых смертей. Проклятье рода де Труалей, переходящее от одного поколения к другому, закончится.
– Ты веришь в это?
– И более того, сегодня ночью я понял, что это вовсе не сказка, а старый Гвендолин – это имя автора той книги, написавшего её много лет назад, когда на свете не было даже наших предков.